Развитие теории символизации в французской школе психоанализа.
Психоанализ взывает к жизни говорящих существ, усиливая и исследуя их психическую жизнь. Вы живы тогда и только тогда, когда вы обладаете психической жизнью. Какой бы расстраивающей, непереносимой, смертоносной или возбуждающей она ни могла быть, эта психическая жизнь — которая объединяет различные системы репрезентации 1, вовлекающие в себя использование языка, — дает нам доступ к нашему телу и к другим людям» 2.
Данная дипломная работа посвящена одной из наиболее животрепещущих проблем психоанализа — проблеме символизации, особенно самых ранних и архаичных аспектов процесса символизации.
Объект исследования — теория символизации Р. Русийона, представленная тремя статьями «Введение в работу о первичной символизации», «Работа символизации» и «Символизирующая функция объекта».
Рене Руссийон — член Парижского психоаналитического общества и профессор клинической психопатологии и клинической психологии в Лионском университете Люмьер. Развивая классические работы Оланье и Анзьё по психической репрезентации, а также опираясь на работы Биона и Винникотта, он сосредотачивает внимание на вещественно-телесных, сенсомоторных и других ранних компонентах психического опыта.
Основы символизации
Наш субъективный опыт вписывается в психический аппарат под той формой, которую Фройд назвал «первичной психической материей». Речь идет о первом впечатлении, первой записи. Вследствие «мнестических следов восприятия» должны начать свою работу процессы символизации; работа по символизации мультиперцептивна, мультисенсорна и мультипульсиональна (состоит из многочисленных влечений), расположена на пересечении субъекта и объекта (субъекта), возникает из встречи одного с другим; обязательно смешивает «Я» и объект. Она изначально гиперсложная.
Психическая интеграция «первичной психической материи» должна будет осуществиться через трансформацию (метаболизацию: П. Оланье, Ж. Лапланш) своей первичной формы в форму, для которой можно сохранить произвольный термин «символическая», принимая во внимание историю психоаналитических концепций и особенно выявление символического языка сновидений. Т.е. психическая интеграция осуществляется посредством символизации.
Фройд выделял несколько уровней работы символизации:
- «первичный»: представляющий собой модель работы сновидения;
- «вторичный»: задействован в «переводе» переживаемого сновидения в рассказанное сновидение;
- «работа игры»: осуществляется в состоянии бодрствования в игре;
- творчество (артистические нелингвистические активности, такие как скульптура и рисование).
Рене Руссийон в 1991 г. назвал «первичной символизацией» те процессы, в которых первичные мнестнические следы трансформируются в репрезентации вещей, и «вторичной символизацией» — процессы, в которых репрезентация вещи трансформируется в репрезентацию слова.
Первичная символизация
Множество авторов попытались описать процессы, относящиеся к уровню первичной символизации, т.е. то, что способствует процессу трансформации первичной психической материи в репрезентации вещей.
Самыми известными работами, которые отображают эту точку зрения, являются, несомненно, работы П. Оланье, Д. Анзьё, Г. Розоллато, Н. Пиноль-Дурье, М. Мильнер.
Под разными названиями во всех случаях описывается процесс, начинающийся из сенсорио-моторики, далее они раскрываются как внутренние процессы субъекта, как процессы, описывающие и метаболизирующие эти внутренние состояния.
Движения младенца, внутренние состояния получают свое отображение в «зеркале», в материнском эхо, предложенном ею в ответ.
Процессы сонастройки в той мере, в которой они продвигаются путем проб и ошибок, терпит и неудачу и именно она оставляет свой след. К примеру, младенец стремится к объекту, но объект недоступен или нечувствителен, или недосягаем, и тогда стремление ребенка получить что-то в ответ, разбивается о тот способ присутствия объекта, который его не распознает. Жест устремления наталкивается на пустоту, поворачивается и возвращается к субъекту, на котором отныне останутся отметины, связанные с отсутствием встречи и ответа.
Процессы первичной символизации, как, быть может, все процессы символизации должны быть разделены с кем-то для того, чтобы они смогли быть записаны, интегрированы, становясь «процессами символизации», полезными и способными к использованию, тогда как неудача будет питать различные формы навязчивого повторения. Когда они с кем-то разделены, процессы первичной символизации призваны создавать невербальную форму коммуникации между субъектом и его окружением. Разделение творит в итоге «цельный тотальный объект», но представляет так же и то, как можно соединить одного с другим, как можно встретиться и сообщить друг другу о том, что происходит во внутреннем мире — только так они становятся элементами речи, способными к рассказу.
Вторичная символизация
Процессы вторичной символизации касаются манеры, в которой репрезентации вещей (репрезентант-вещь, репрезентант-действие, репрезентант-трансформация и др.) и сценарии, в которых они включены, «переведены» в аппарат устной речи.
Речевой аппарат вовлекает не только слова и их семантическое значение, т.е. сугубо лингвистическое качество, но и всю речевую экспрессивность. Поскольку речь относится так же и к телу, она не может выражаться без участия голоса и ансамбля его экспрессии, его просодии. Речь - это также и действие по отношению к другому.
Символизирующая функция объекта
Современные авторы, размышляющие о символизации, подчеркивают, что она возникает вследствие (материнского) отсутствия и (материнской) нехватки. «Репрезентативное галлюцинирование объекта» предполагает, что объект не присутствует для восприятия: мы либо воспринимаем объект (когда он присутствует), либо мы его галлюцинируем, если он отсутствует; и именно галлюцинирование этого отсутствующего объекта находится у истоков символической репрезентации.
Вопрос о символизирующей функции объекта центрирован, прежде всего, на двух аспектах, двух условиях или предусловиях символизации.
Первый аспект имеет отношение к функции противовозбуждения или «противо-количества» окружения. Символизация или развитие репрезентативной способности требует, чтобы количество возбуждения, связываемое символизацией, было бы относительно умеренным и не превышало возможности ребенка.
Второй аспект «углубляет» условия запуска этого противовозбуждения, намечая в качественном факторе триангулярную организацию. Квалификация через материнский объект своего отношения или своего желания третьего (реализованного либо окольным путем — ссылкой на отца в речи и желании матери, либо через «цензуру любовницы» 3, или же — возвращаясь к Фройду — через порождение различных метафор «угрозы кастрации, произносимой матерью и ожидаемой от отца») позволяет субъекту выйти из пресимволической и антисимволизирующей умозрительности.
Нет символизации без эдипового способа организации, нет символизации без разрыва между двумя другими субъектами, которые устанавливают третичную функцию и процесс метафоризации от одного к другому. Противовозбуждение является, прежде всего, плодом тройственности, придающей организующие свойства парным различиям, полам, поколениям.
Развитие и прогрессивная интеграция не происходят сами по себе, оставленные лишь внутренним процессам субъекта, они структурируются только в сопровождении адекватного ответа эдиповых объектов, если ребенок не оставлен в одиночестве блуждать в своих разрушительных тупиках.
Значимость процесса символизации
Процесс символизации делает возможным другой процесс - субъектализации, который представляет собой явление субъективной интеграции или присвоения, т.е. процесс, посредством которого человек присваивает себе свой собственный пережитый опыт.
Доклад по дипломной работе Ольга Макаренко
1 Для Фройда репрезентация — ни что иное, как ансамбль связей, установленных между различными перцептивными данными. Суть основы нашего психического функционирования состоит в том, чтобы создавать репрезентации. Психика может работать только с репрезентациями, и, более того, для нее все есть репрезентация.
2 Юлия Кристева. Новые болезни души // Французская психоаналитическая школа / Под редакцией А. Жибо, А.В. Россохина. - СПб.: Питер, 2005. - 576 с.
3 «Цензура любовницы» — термин, введенный М. Фэном и Д. Брауншвейг для описания метафорической интерпретации ребенком ухода матери на фазе ранней триангуляции. Мать не должна превращаться в постоянно присутствующую и принадлежащую ребенку «любовницу», она должна периодически отсутствовать, иметь гипотетическую личную жизнь и право на нее. — Примеч. А. Ш. Тхостова
Раздел "Статьи"
Другие статьи преподавателей и студентов института:
Доклад Олеси Инкиной на защите дипломной работы.
Доклад Нататьи Громаковой на защите дипломной работы (PDF)