Аудио, Видео - Бернар Шерве, Рене Руссийон, Андре Грин
С какими реальностями мы сталкиваемся в ходе психоаналитического лечения? В этом эпизоде о влиянии реальности на курацию нам расскажет Бернар Шерве. В контексте недавней пандемии и вызванных ею потрясений Бернар Шерве предлагает нам теоретическое углубление различных понятий реальности, с которыми сталкивается психоаналитик, предложит новые определения терминов вторжение, извержение и взлом, а также покажет, как взаимодействуют и коррелируют внутренняя и внешняя реальности. Таким образом, он объяснит нам, как травмирующая внешняя реальность, вторгаясь в лечение, реактуализирует инфантильную сексуальность, задействованную в детстве во время открытия различий полов. Он покажет нам, как аналитик, будучи хранителем психической жизни, должен принимать во внимание все эти виды реальности в ходе работы с пациентами. Аналитик должен уважать и даже способствовать периоду иммобилизации и временного отрицания, вызванный оцепенением, не упуская из виду необходимость возобновления аналитического процесса на следующем этапе, прежде чем добиться возрождения либидо, что является целью работы сновидения и работы на сеансе.
Бернар Шерве — психиатр и психоаналитик. Он живет и работает в Париже и Лионе. Бернар Шерве является титулярным членом, обучающим (тренинг-аналитиком) и бывшим председателем Парижского психоаналитического общества (SPP), а также членом Совета и Исполнительного комитета Международной психоаналитической ассоциации (IPA). Бернар Шерве также является научным руководителем Конгресса психоаналитиков франкоязычных стран (CPLF). Он основал издательство «СПП Эдисьон» (SPP Editions) и является автором многочисленных статей, опубликованных во французских журналах по психоанализу и психосоматике, а также в «Международном журнале психоанализа» (The International Journal of Psychoanalysis). В 2018 году он был удостоен премии Мориса Буве за собрание своих работ. Бернар Шерве выступил на Конгрессе психоаналитиков франкоязычных стран с докладом на тему аprès-couр, и его дальнейшие работы на эту тему вылились в написание книги на английском языке « Après-coup в психоанализе: исполнение желания и мысли» (Après-coup in Psychoanalysis: The Fulfilment of Desire and Thought), которая будет опубликована в 2022 году издательством «Рутледж» (Routledge). Он также является автором статей для Энциклопедического словаря IPA.
Меня зовут Джулия Флор Алибер, и я рада представить вам «Беседы о психоанализе» — подкаст, посвященный актуальным темам психоанализа во всем мире, в котором звучит голос самих авторов. Эта серия подкастов издается Международной психоаналитической ассоциацией IPA в рамках деятельности комитета IPA по коммуникациям и выпускается редакционной группой IPA по подкастам. Руководитель группы — Гаэтано Пеллегрини. Чтобы всегда быть в курсе новых выпусков, подпишитесь на нас прямо сейчас.
Влияние реальности на психоаналитическое лечение и на работу по отказу аналитика и пациента.
Какие реальности вовлечены в процесс лечения? Понятие вторгающейся реальности часто используется в психоанализе и оно ассоциируется с идеями извержения и взлома. Таким образом, несколько терминов оказываются связанными: реальность, вторжение, извержение и взлом. В этом подкасте я рассмотрю проблему извержения вторгающейся реальности, имеющей взламывающее воздействие на работу во время сеанса, и в частности имеющей последствия для работы по отказу, как со стороны психоаналитика, так и со стороны пациента. На выбор этой темы, очевидно, повлияло недавнее прошлое в виде извержения пандемии. Мы можем также предполагать здесь некоторую сверхдетерминированность, идущую из прошлого, из реминисценций о бедствиях, следующих друг за другом и распространяющихся на целые цивилизации. Это переплетение темпоральностей приводит в действие закон психики, определяющий ее работу по проработке переживаний травматического опыта, независимо от того, исходит ли он изнутри психики или вызван внешними реальностями. Это закон использования свежей травмы для лечения старой, когда недавняя и старая травмы коррелируют друг с другом посредством взаимной аналогии и отрицания, с переносом прошлого в недавнее и пробуждением прошлого недавним, а также с диссимуляцией прошлого недавним и наоборот. Чтобы понять, какая реальность может считаться вторгающейся и взламывающей, нам необходимо сначала обратиться к психоаналитическим концепциям реальности и разграничить реальность сенсорного восприятия, собственно психическую реальность, включая реальность идентичности восприятия, которую мы познаем через сновидения, реальность психики с бессознательными влечениями и бессознательными процессами, а также реальность психического функционирования тех, кто служит идентификационной опорой в выстраивании психической жизни, — родителей, опора для переноса во время лечения — аналитика, а также объектов латерального переноса. К этому следует также добавить реальность связей и сопоставления этих различных реальностей — корреляцию, транспозицию, метафоризацию, отождествление и их смешение. Каждая из них приводит к новым дифференциациям. Например, реальность сенсорного восприятия разделяется на осязаемую реальность и реальность нехватки. Первая, осязаемая реальность, порождает следы, способные стать репрезентациями вещей, в то время как вторая, реальность нехватки, не порождает никаких следов, а значит и никаких репрезентаций. Но она порождает работу мышления с ее эмоциональными и чувственными переживаниями.
Эти две реальности — осязаемое и нехватка — обозначаются в языке конкретными словами. Но реальность нехватки гетерогенна с языковыми знаками, которые используются для ее обозначения. Язык сам по себе подразумевает потенциальность отрицания реальности нехватки. Так, нулевой знак самим фактом своего позитивного существования в качестве знака отрицает реальность нуля. То же самое касается дискурса о негативности, стирании, исчезновении. Здесь мы прикасаемся к непреодолимому пределу языка. В отношении нехватки любой язык является денегацией (Verneinung). Другие различия касаются реальностей, из которых состоит психика: это различия между психической реальностью, которая состоит из фантазий, фантазмов и образований предсознательного, и реальностью психизма, который состоит из влечений, процессов, создающих основу для работы психики и идентификаций, — этих населяющих нас других. Помимо всех этих различий, фундаментальное различие внутри психики — это различие между регрессивной тенденцией влечений к исчезновению и тенденцией производить психические содержания под эгидой императива регистрации\вписывания. Эти различные реальности коррелируют между собой.
Сенсорное восприятие используется бессознательными составляющими психики. Таким образом, императив выстраивания психических содержаний использует осязаемые реальности, в то время как тенденции к исчезновению переносятся на восприятие нехватки. Это фундаментальное различие в психике классически рассматривается в психоанализе через призму сенсорной реальности, на которую оно переносится, в частности, через различие полов, которое фактически объединяет два различия: между мужским и женским и между обладающим и не обладающим. Я понимаю, что говорю об очень сложных материях, но это необходимо, если мы хотим подступиться к понятиям: вторжение, взлом и извержение. Таким образом, транспозиция эндогенного на внешнюю сенсорную реальность позволяет дополнить заголовок статьи Фройда 1925 года «Некоторые психические следствия анатомического различия полов».
Открытие глаз на разницу между полами, ее осознание происходит после транспозиции внутреннего различия между тенденцией к исчезновению и императивом вписывания на анатомическую реальность полов. Как и при разрешении Эдипова комплекса, мы открываем глаза в первую очередь по внутренним причинам и в продиктованный ими момент времени на шкале темпоральности, состоящей из различных моментов отрицания ощущений, каузальности, неузнавания и узнавания. Первоначальное отрицание разрушается на последующих этапах, в ходе которых оно заменяется работой психики, которая в конечном итоге позволяет обнаружить упомянутое различие между полами. Поэтому заголовок этой статьи Фройда можно переформулировать следующим образом: «Некоторые следствия транспозиции эндогенного различия на анатомическое различие полов».
Существует связь между отрицанием, предтечей отрицания, транспозицией внутреннего на внешнее, взломом внутреннего внешним, а также взломом посредством вторжения изнутри. Переживание взлома сопровождает, таким образом, любое разрушение отрицания, и степень сопутствующей травматизации зависит от возможности психики выполнить или нет, психическую работу, основанную на помещении\постановку в латентность. Теории травмы, инкриминирующие только внешнюю реальность и приписывающие травме только внешнее происхождение, — это теории, лежащие в основе фобий. Экстернализация бессознательных внутренних реальностей является первым этапом процесса аprès-coup. Это двухэтапный процесс, которым психика реагирует на травматический опыт. На первом этапе возникают все фобии, начиная с детства. Затем эта экстернализация заменяется помещением\постановкой в латентность и регрессивной работой латентности. Такая транспозиция на осязаемую внешнюю реальность сопровождается установлением теории каузальности, в результате чего на внешнюю реальность возлагается ответственность за травматический опыт. Это первый этап психической проработки эндогенного различия, в ходе которой задействуются два различия, составляющие разницу между полами: пара женское–мужское и пара осязаемое–нехватка.
Два термина из первой пары относятся к осязаемому и двум его категориям: видимому и сенсорному. Вторые два термина увязывают осязаемое и нехватку. Последнюю можно охарактеризовать как травматический опыт из-за корреляции между восприятием нехватки и тенденцией к исчезновению, которая является источником травматического опыта. Такие корреляции на первом этапе способствуют диссимуляции эндогенной травматической реальности. Они экстернализируют внутреннее травматическое измерение во внешнюю опасность согласно логике детских фобий. Тревога и боязнь трансформируются в страх и панику.
Создание иррациональных каузальных теорий дополняет это незнание экстернализацией: внешний объект становится опасным и ответственным за кастрацию, которая является результатом акта отсечения. Таким образом функционируют детские теории сексуальности, разъясняющие и смягчающие причину нехватки. Они делают из нее следствие сексуального акта, который, как предполагается, стоит у истоков происхождения пары обладающий – не обладающий. Кастрация — инфантильная теория, сопутствующая корреляции между тенденцией к исчезновению и восприятием нехватки, присущей различию полов. Эти теории на первом этапе сводят различие полов до пары обладающий–не обладающий. Осязаемая пара мужское–женское по-настоящему появляется только на втором этапе, когда уже проделана регрессивная работа над травмой. Это время мы называем периодом латентности — в этот период происходит работа латентности. Здесь мы наблюдаем рождение третьего первичного фантазма, комплекса кастрации отцом, а также невротики (neurotica) с обвинением соблазнителя. Именно этот акт, который, как предполагается, должен привезти к кастрации — а значит взлому — мыслится согласно сценариям интрузии, вторжения, отчуждения, захвата, пенетрации, обладания, изнасилования и насилия. Поэтому возникают агорафобии пенетрации, вторжения, например со стороны змей. А также страх быть поглощенным, захваченным, как в романе Мориса Понса «Роза», или же зыбучими песками. Эти теории связаны с мужскими и женскими эрогенными формами и чувствительностью, а также с актом пенетрации в ходе коитуса. Проникать или быть пенетрированным. Захватить или быть захваченным. Отсюда исходят теории вторжения и каптивус, и оба явления понимаются как акты, посредством которых происходят взлом и кастрация. В обоих случаях речь идет об ошибочных теориях с точки зрения реальности анатомического различия полов. Ведь оно не является результатом кастрации. Однако эти теории выражают действительность психики, столкнувшейся с травмой инстинктивной регрессивности влечений. Поэтому на первом этапе аprès-coup мы наблюдаем сексуализацию травмы, имеющую значение галлюцинаторного удовлетворения желания, предполагаемого наслаждения. Кроме того, если кастрация является следствием, то становится возможным воздействовать на причину.
На втором этапе отрицание травмирующей реальности будет разрушено. Пока это не произошло, будет использоваться обходной путь через теории инфантильной сексуальности. И тогда внешняя реальность сначала обретет анимистическое воплощение. Она является репрезентантом влечения. Обусловленное этим восприятие и идентичность онирического восприятия смешиваются. Затем на втором этапе внешняя реальность воспринимается как обязательство реализовать отказ от влечения. Такая сексуализация является необходимым обходным этапом для последующего признания существования эндогенной травматической реальности как таковой, вне зависимости от того, является ли она следствием внешней реальности, а также для признания работы, которую она требует. Такое признание и есть истинный принцип реальности. Оно подразумевает отказ, являющийся частью любого испытания реальностью, когда этот период работы регрессии находится под угрозой. Доминируют травматические переживания вторжения и захвата, а также их последствия — переживание взлома. Когда пробуждается травматический опыт, вне зависимости от того, ожидался он или нет, всегда предполагается, что ему предшествовало отрицание. Он переживается как следствие разрушения этого отрицания, отсюда и интенсивная психическая деятельность аprès-coup по реконструкции прежней реальности без отрицания, которая предположительно позволила бы избежать травматического инцидента. Необходимо построить другой мир. Заново выстроить другой мир. Во сне это можно сделать за несколько часов.
Затем пробуждение напоминает нам, что одной работы сновидения недостаточно, даже если она очень важна. Конечно, ожидание смягчает травматичность, но не устраняет ее. Таким образом, отрицание реальности нехватки постоянно происходит в каждом из нас в приглушенном виде. Оно гибко, обратимо и сиюминутно полезно. Термины извержение и взлом объясняют это отношение к отрицанию и его регулярному разрушению. Понятие извержения подразумевает, что могло существовать ожидание. На основе понятия вторжение возникла теория о происхождении травматического взлома. Во время сеанса переживания извержения и вторжения, независимо от того, вызваны они случайным событием или нет, попеременно рассматриваются как следствие внутренних и/или внешних причин. Для некоторых пациентов сновидение является эманацией их собственной психической реальности, неизвестной им. Иногда они пытаются свести к минимуму странность сновидений, присваивая их и даже делая их источником вдохновения. Другие переживают их как внешнюю реальность, врывающуюся в их психическую жизнь изнутри. Отсюда частое обвинение сновидений в том, что они нарушают сон. Когда началась пандемия, на западе сразу обвинили внешнюю реальность — в форме вируса, или даже лабораторного животного, запланированного истребления в целях захвата власти и так далее. Но постепенно принятие во внимание внутреннего отрицания снова вводит игру корреляций между внутренним и внешним. Комплекс кастрации снова обретает свою каузальную логику, логику бессознательной вины, посредством карательной логики и логики влечений, а также посредством стремления к бесконечному наслаждению. Здесь психоаналитик сталкивается с трудностью, ведь он должен признать, что разрушение отрицания на первом этапе заменяется переоценкой внешней реальности, способствующей метафоризации внутренних реальностей и поддерживающей — в большей или меньшей степени — отрицание.
Действительно, существует риск использования этой сексуализации для возврата к отрицанию, ухода от осознания действительных внешних опасностей и продолжения игнорирования внутреннего аспекта переживания угроз. На западе лозунг «никогда больше» о зверствах, которые совершали люди во время двух мировых войн XX века, сопровождается отрицанием эпидемий и пандемий. Каждый год мы вспоминаем ужасы окопов и применения иприта во время Первой мировой войны и чтим память 20 миллионов погибших. Но мы умалчиваем тот факт, что, по данным ВОЗ, от испанского гриппа умерло от 2,5% до 5% населения, то есть не менее 50 миллионов человек. Если бы от СOVID-19 умерло 2,5% нынешнего восьмимиллиардного населения Земли, то погибло бы от 200 до 250 миллионов человек. Таким образом, отрицание прошлого может продолжаться путем обострения переживания травмы в настоящем. Цивилизованные страны могут продолжать считать, что не столкнутся с пандемиями благодаря достижениям цивилизации, медицине, гигиене и вакцинам. Отрицание постоянно переходит с одного объекта на другой. Разрушение этого отрицания имело многочисленные последствия для практики психоаналитиков. Протокол сеанса пришлось изменить с учетом физического дистанцирования. Отсюда актуализация фобий прикосновения и изменение работы абстиненции у аналитика. Кстати, мое выступление можно было бы назвать «Вторжение и работа абстиненции». Конечно, переживание опасного вторжения занимает ассоциации. Затем вторгающийся становится объектом работы по смещению и деконденсации. Ассоциации вновь начинают циркуляцию.
Вторгающийся может быть связан с текущей ситуацией, но может всплыть из памяти. Его можно считать внутренним и обладающим субъектом, но также и внешним, извергающимся в форме нарушающего спокойствие события, в большей или меньшей степени мешающего проведению сеансов. Разрушение отрицания способствует возвращению переживания извне. Снаружи стало опасно. Семьи самоизолировались. Внутрисемейный Эдипов комплекс отрицался, а комплекс кастрации экстернализировался. Но количество детоубийств продолжало расти. Каким бы ни был триггер травматического переживания, внешним или внутренним, или же интериоризированным путем идентификаций, переживание взлома путем извержения всегда означает, что событие своей интенсивностью парализовало работу ментализации. Но это сложнее. Чтобы отреагировать на угрозу потери, психика создает интенсивность или использует интенсивность, чтобы почувствовать себя существующей. Чем больше реальность предъявляется на сеансе через валентность опасности, тем меньше пространства она оставляет регрессивной психической деятельности, вызванной тенденцией к исчезновению. И тем больше призыв к интенсивности пытается насытить сознание, отрицая любое ощущение утраты. Особенно ярко это проявляется в чрезвычайно ясных и четких сновидениях. В таких случаях внешняя реальность используется для объективации теорий, которые мы обсуждали. Затем они теряют свою ценность в качестве психических теорий и заменяются убеждениями в объективной каузальности причинно-следственной связи. Тем самым, даже когда речь идет о воздействии внешней реальности на психику через сенсо чувственное восприятие во время сеансов, даже когда внешняя реальность навязывается и препятствует любой форме ментализации и лишает субъекта его сновидений, мы должны продолжать думать о корреляциях между внутренним и внешним.
Конечно, в данный момент они недоступны, одно используется для насыщения сознания таким образом, что другое отрицается. Но аналитики — хранители психической жизни. И мы должны уважать и благоприятствовать этому периоду иммобилизации корреляций и необходимого временного отрицания. В таких состояниях травматического невроза необходимо восстановить желание видеть сны, желание отрицать и не знать. Эти пожелания пациента становятся объектом нашей работы, объектом наших интерпретаций. Они имеют значение отказа без горя. Отрицание действительно является первым шагом к отказу от стремления к исчезновению. Этот этап необходим для того, чтобы затем мог произойти отказ, сопровождаемый горем. Отказ, способствующий инвестированию объектов. Поэтому необходимо позволить пациенту отрицать и дать ему время для того, чтобы эта иммобилизация ослабла и постепенно сменилась помещением в латентность, способствуя регрессивной психической деятельности пассивности, включая сновидения, до реализации процесса аprès-coup. Конечно, здесь идет речь об очень специфических, трагических ситуациях, в частности пытках, которые загоняют субъекта в глубины его мазохизма, лишают его всякой латентности, сна и сновидений, вплоть до того, что вынуждают его прибегать к решениям по ту сторону принципа удовольствия. Мы также видим здесь логику геноцида, непрекращающиеся преследования и лишения, мучительные, совершаемые в темпе, препятствующем всякому процессу отказа. В такой ситуации также могут возникать частные случаи, случайности, когда субъект сталкивается с горем несколько раз кряду со скоростью, превышающей его способности горевания. Процесс аprès-coup больше не может выполнять свою миссию, состоящую в том, чтобы преобразовать экономику регрессии и ее тенденцию к исчезновению и использовать последнюю для того, чтобы вписать в психику часть нового, регенеративного либидо, награду желания.
Перевод Л. И. Фусу
René Roussillon:
... Детские теории - это не только детские сексуальные теории, но и теории страданий, ухода, лечения, нехватки.
Внутренняя нехватка иногда заполняется с помощью пищи, как съедобной, так и аффективной.
Дети строят свои фаллические теории находясь под большим влиянием культурных веяний. Мальчики страдают, что не могут быть девочками и наоборот. Хочется быть и тем, и другим, иметь всё. Идея: "я страдаю, потому, что мне чего-то не хватает", "я страдаю потому что у меня слишком много чего-то".
Эксцесс, избыток требует эвакуации либо посредством злости, либо орально - рвотой, анально - частым стулом, психически - отвержением, выбрасыванием.
О влиянии прежних теорий ухода и лечения. Рене Руссийон изучил тщательно в национальной закрытой библиотеке месмеризм, гипноз, все возможные методы лечения до 19 века, биоэнергетику, методы аббата Фариа, который вылечил огромное количество людей, он учился в Индии до того, как попал в тюрьму.
Рене Руссийон обнаружил формулу Фройда о том, что истерики страдают от реминисценций задолго до прочтения об этом у него. Старые методы вплелись в аналитический метод, но об этом мало говорят. И мало замечают. Отношения мать-дитя - гипнотические, медиумические, все знают, что мать чувствует свое дитя, но не задумываются о том, как это происходит. Промежуточное состояние между сном и бодрствованием - это близкое к аналитическому и к описанному Ференци, которому удалось вылечить, используя это состояние огромное количество военных. (Кто еще не прочитал книгу Тьерри Бокановски "Ференци" поспешите это сделать, Р. Руссийон часто на него ссылается).
О важности сонастройки, аккордажа, синхронизации с пациентом. Много знающих и талантливых аналитиков не могли добиться успехов в лечении своих пациентов именно по этой причине.
Говорит о том, что не стоит пренебрегать всеми другими методами лечения; если человек работает, используя при этом непонятные и неизвестные нам методы, да еще и не один год, а порой больше 10, значит это не случайность и не пустота и скорее стоило бы аналитикам у них чему-то научиться, тем, кто использует нетрадиционные методы, хотя бы их интуиции и способности к аккордажу.
* * *
Мономорбидные симптомы. Тревога. Или и тревога и соматические проявления, безработица. В американском журнале JAMA об этом есть много статей.
Р. Руссийон рассматривает различные диспозитивы, способы для оказания помощи больным. Среди них есть и такие, которые учитывают аналитическое мышление, но аналитическое мышление сильно отличается в разных странах. Нередко, несмотря на культурные и прочие отличия, аналитики разных стран могут говорить друг с другом (что вовсе не означает, что при этом они согласны друг с другом), понимать друг друга, рассуждать, спорить. Это потому, что всех нас объединяет общая теория. Мы все не работаем с младенцем как со взрослым. Говорит об учебнике, который вышел недавно, что он не назвал бы его мангалом, а введением в психоанализ. В учебнике представлены главные принципы клинической психологии и психоанализа. Говорит о том, что учиться придется всем всю жизнь.
Клинический метод. Клиническое мышление. Клиническая практика. Клинический диспозитив.
Клинические психологи читают психоаналитические книги. А им говорили, что теория привязанности не стыкуется с психоаналитической теорией. Говорит, что есть много различных ассоциаций, которые не являются аналитическими, но аналитически ориентированы. О важности личной терапии. О том, что невозможно работать с другими, если не научился исследовать себя и если не проделал эту работу. О том, как важно на протяжении ряда лет еженедельно встречаться с супервизорами. Во Франции работает 45 тысяч клинических психологов (к. п.). В отличие от аналитиков, которые работают в своих кабинетах, к. п. чаще работают в учреждениях. Психоаналитики все реже говорят о Я-коже, о конверте - Анзьё уже забыт. Психологи редко держат в голове кастрационную тревогу.
Нынешнее состояние дел связано с Лапланшем, Видлошером, Лебовиси. Невозможно научить студентов тому, в чем они не смогли практиковаться. ...
Перевод Л. И. Фусу
Andre Green:
Андре Грин о нарциссизме.
Когда Фройд говорит о нарциссизме, создаётся впечатление, что люди понимают, о чем идет речь. Даже часто говорят о других: он "нарциссичен". Он говорит о тех, кто чрезмерно интересуется собой, но мало чувствительны к другим.
Вернемся к мифу. Нарцисс очень красив, но у него есть определённое нарушение, он повреждён кое-чем, он не чувствителен к тому, что его красота может вызвать в других, в частности, у женщин, к тому, что он может быть привлекательным для других. Известно, что нимфа Эхо, которая, впрочем, была не просто эхом, а его эхом, влюбляется в него, но отвергнута им. Нарцисс однажды увидел свое изображение в воде и был настолько впечатлен своим отражением, своей красотой, что стал себя тщательно рассматривать и это привело к тому, что однажды он соскользнул и утонул.
Итак, мы замечаем, что Нарцисс не узнал себя, он не случайно так долго всматривался и рассматривал себя, рассматривал, как незнакомца, да, при этом впечатляясь видом того, кого он разглядывал, но не узнавая в нем себя и это продолжалось до тех пор, пока он не утонул.
Любовь направленная только лишь к себе обедняет нашу жизнь. Речь идет об эффекте заточения, закрытия от мира.
Говоря о нарциссизме мы отличаем:
1. Позитивный нарциссизм, или нарциссизм жизни, это такой нарциссизм, при котором инвестиция объекта превалирует. Это вовсе не значит, что мы находимся в альтруистической любви. Мы инвестируем и нас инвестируют. Мы любим и нас любят.
2. Мы уделяем большое значение объектам. Превалирует позитивная инвестиция объектов. Почему и для чего? Для того, чтобы мы сами получали удовольствие и делили своё удовольствие и с другими. Позитивные нарциссические решения нас подпитывают и возможно, подпитывая, помогают тем самым человеку справляться с разочарованиями и легче выдерживать свою жизнь.
3. Негативный нарциссизм, или нарциссизм смерти, связан с преобладанием деструктивности, когда объекты не инвестируются. Случается, что деструктивность бывает настолько выраженной, что тогда как к внутренним, так и к наружным объектам направляется лишь ненависть, объекты не инвестируются положительно, ненависть к другим и к себе приводит к самоуничтожению. Человек таким образом снижает свои жизненные способности и возможности.
Полагаю, что противопоставлялись организации и дезорганизации, но мало уделялось внимания дифференциации дезорганизациям типа хаотических и анеантизирующих, уничтожающих само существование, сводящие к небытию. Говорят, что анеантизирующие дезорганизации находятся за всякой хаотической дезорганизацией, но le néant существует и сам по себе, это тенденция к избавлению от привязанности, от инвестиции, что фактически является отказом от собственной природы (и это мы встречаем в разных религиях, философиях, культурах), от того, как мы были созданы.
Перевод Л. И. Фусу
Раздел "Разное"