Зигмунд Фройд. "Фрагмент анализа истерии (Дора)" 1905г. 3

<< к началу

III. ВТОРОЕ СНОВИДЕНИЕ

Спустя несколько недель после первого появилось второе сновидение, по завершении работы с которым лечение было прервано. Второе сновидение не удалось всесторонне прояснить как первое, но и оно привело к подтверждению гипотезы о душевном состоянии пациентки, заполнив один из пробелов в памяти и позволив понять глубинные истоки ещё одного симптома Доры.

Дора рассказывала: Я иду гулять по какому-то городу, вижу улицы и площади, которые мне незнакомы[1]. Затем я захожу в дом в котором живу, иду в мою комнату и нахожу там письмо мамы. Она пишет: Так как я, не предупредив родителей, исчезла из дома, она не захотела мне написать о том, что папа заболел. Сейчас он умер, и если ты хочешь[2], то можешь вернуться. Прочитав письмо, я иду на вокзал и спрашиваю у прохожих, наверное, раз сто, где находится вокзал? И всегда получаю один и тот же ответ: в пяти минутах. Затем я вижу перед собой густой лес, в который вхожу и тот же вопрос задаю встреченному мужчине. Он отвечает: В двух с половиной часах ходьбы[3]. Мужчина предлагает мне свое сопровождение. Я отказываюсь и иду одна. Я вижу перед собой вокзал, но не могу туда попасть. Возникает чувство страха, характерное для сновидений, когда невозможно продвигаться дальше. Затем я вижу себя дома, в промежутке я должна куда-то ехать, куда, я сейчас не помню. Вхожу в дом и спрашиваю у швейцара о нашей квартире. Служанка открывает мне дверь и говорит: «Мама и все остальные уже на кладбище»[4].

Толкование этого сновидения натолкнулось на большие трудности. Вследствие своеобразных, связанных с его содержанием обстоятельств, в которых мы прекратили анализ, не все стало ясным, и с этим опять же связано то, что моя память о последовательности событий не везде оказалась в равной степени надежной. Позже я еще скажу, какая тема актуализировалась в прогрессировавшем анализе, когда появилось это сновидение. Начиная с определенного времени, Дора сама ставила вопросы о связи ее действий с предполагаемыми мотивами. Один из этих вопросов был таков: «Почему первые дни после сцены на озере я не упоминала об этом?» Второй: «Почему затем я неожиданно рассказала об этом родителям?» Я считаю, что негодование Доры из-за ухаживаний К., нуждается в своем объяснении, к тому же я наконец-то начал догадываться, что ухаживания за Дорой вовсе не означали для господина К. какую-нибудь легкомысленную попытку соблазнения. То, что об этом происшествии она поставила в известность родителей, я истолковал как действие, спровоцированное болезненной мстительности. Нормальная девушка, по моему мнению, сама бы справилась с таким положением дел.

Материал, который появился при анализе этого сновидения, я буду приводить совершенно непоследовательно в том виде, в каком он появляется в моей памяти.

Она блуждает одна в каком-то чужом городе, по незнакомым улицам и площадям. Она уверяет, что это определенно не Б., городок, о котором я вначале подумал, а место, в котором она никогда не была. Можно было продолжать дальше: Вы могли, конечно, увидеть и ранее образы или фотографии, которые появились у Вас в сновидении. После этого замечания Дора дополнила материал о монументе и тотчас вслед за этим догадалась о его источнике. На рождественский праздник она получила в подарок альбом с достопримечательностями одного из немецких курортов, его-то она и искала вчера, чтобы показать родственнику, гостившему у нее. Альбом лежал в одной из коробок с картинками, нашёлся он далеко не сразу. Она спросила у мамы: «Где находится коробка?»[5]. На одной из картинок изображена площадь с монументом. Альбом был подарен молодым инженером, мимолетное знакомство с которым завязалось у неё в фабричном городке. Молодой мужчина устроился на работу в Германию, чтобы быстрее добиться самостоятельности, использовал любую возможность, чтобы напомнить о себе, и легко было догадаться, что в свое время, когда улучшится его положение, он намеревался сделать Доре серьезное предложение. Но до этого было ещё далеко, необходимо ждать.

Прогулка по чужому городу была сверхдетерминирована. Она напомнила об одном событии. На праздничные дни в гости приехал подросток-кузен, которому она должна была показать Вену. Конечно, ассоциативная цепочка была совсем незначительной. Но кузен ассоциативно связался в памяти Доры с первым коротким пребыванием в Дрездене. Будучи иностранкой, она стремилась побывать везде, естественно, она не упустила случая посетить знаменитую картинную галерею. Другой кузен, который тогда был с ними и хорошо знал Дрезден, хотел быть её гидом по галерее, но она отказалась и пошла одна, останавливаясь перед картинами, которые ей особенно понравились. Возле «Сикстинской Мадонны» она в тихо грезящем восхищении провела целых два часа. На вопрос, что ей так сильно понравилось в картине, Дора не могла сказать ничего внятного. Наконец, она выговорила: «Мадонна».

Конечно же, ассоциации Доры действительно относятся к материалу, образующему сновидение. Они включают и такие факты, которые мы в неизменном виде находим в содержании сновидения (она отказала ему и пошла одна — два часа, два сеанса). Я обратил внимание на то, что «картины» являются узловым пунктом в ткани мыслей этого сновидения (картины в альбоме — картины в Дрездене). Да и тему мадонны, девственной матери, я хотел бы исследовать более основательно. В первой части сновидения Дора идентифицируется с молодым мужчиной. Он блуждает на чужбине, стремясь достичь определенной цели, хотя вынужден пока откладывать принятие решения, он нуждается в терпении, он должен ждать. Если при этом Дора думала о молодом инженере, то, конечно же, его целью было обладание женщиной в персоне Доры. Но вместо этого целью оказывается вокзал, который мы, конечно, можем заменить на коробку (соответственно, вопрос в сновидении — на действительно прозвучавший вопрос). Коробка и женщина —совпадает гораздо лучше.

Она спрашивает, наверное, сотню раз... Тут мы наталкиваемся на другой, менее безразличный повод сновидения. Вчера после званого вечера отец попросил Дору принести коньяк. Он не может заснуть, если не выпьет коньяка. Дора попросила ключ от шкафа в столовой у матери, но та была сильно увлечена каким-то разговором и ничего ей не ответила, пока Дора не выкрикнула в нетерпении: «Я уже сто раз у тебя спросила, где ключ». Естественно, она повторила вопрос не более пяти раз.[6]

Где ключ? является для меня символом мужского противовеса к вопросу: где коробка? (см. первый сон.) Итак, перед нами вопросы о гениталиях.

На той же самой встрече родственников кто-то произнес тост за папу и выразил надежду, что он еще долго будет жить в лучшем здравии и т.д. Все измученное тело отца так своеобразно вздрогнуло, что Дора поняла, какие мысли он подавлял. Бедный больной человек! Кто мог знать, как долго еще ему предназначено судьбой жить.

Тем самым мы подошли вплотную к содержанию письма в сновидении. Отец умер, Дора самовластно удалилась от дома. При разговоре о письме, фигурировавшем в сновидении, я напомнил Доре о прощальном письме, которое она написала родителям или, по меньшей мере, им предназначала. Письмо должно было привести отца в ужас, заставляя отказаться от госпожи К., или, по меньшей мере, отомстить ему, если он не пойдет на жертвы. Здесь мы встречаемся с темой смерти Доры и смерти ее отца (позднее — кладбище в сновидении). Ошибемся ли мы, если посчитаем, что ситуация, которая образует фасад сновидения, соответствует фантазии о мести отцу? Сострадающие мысли за день до этого хорошо согласуются с этим. Но фантазия гласит: «Она уходит из дома на чужбину, а отец умирает от горя, разбив свое сердце от тоски по ней». Тогда Дора была бы отмщена. Конечно, Дора хорошо понимала, чего не хватает отцу, который не может заснуть без коньяка[7].

Мы хотели бы обратить внимание читателя на мстительность как новый элемент, чтобы в дальнейшем интегрировать сновидческие мысли.

Хотя содержание письма допускает и другие мотивы. Откуда произошло добавление: если ты хочешь?

Здесь Доре пришло в голову, что за словом «хочешь» стоял вопросительный знак, и тут она догадалась о источнике этих слов. Они были похожи на слова из письма госпожи К., содержавшего приглашение в Л. (на озеро). В письме стоял вопрос: если ты хочешь поехать? Вопросительный знак совершенно поражающим образом стоял в середине предложения.

Следовательно, мы вновь оказались у сцены на озере и при загадках, связанных с нею. Я попросил пациентку рассказать мне еще раз подробно всю сцену. Вначале Дора почти ничего нового не привела. Господин К. намеревался сказать ей что-то очень серьезное. Но она не позволила ему высказаться до конца. Как только она поняла, о чем идет речь, она ударила его по лицу и поспешила прочь. Я хотел знать, какие слова он использовал. Она помнила только его мотивы: «Вы же знаете, что я ничего не испытываю от моей жены»[8]. Затем, чтобы не встречаться больше с господином К., Дора решила вернуться в Л. пешком вокруг озера и спросила одного из встреченных ею мужчин, как далеко ей туда идти. После полученного ответа: «Два с половиной часа», — Дора отказалась от своего намерения и подыскала судно, вскоре отчалившее. Господин К. тоже оказался на нём, приблизился к ней, попросил извинить его и ничего не рассказывать о происшедшем. Правда, она не дала ему никакого обещания. Конечно, лес из сновидения очень схож с лесом на берегу озера, рядом с которым как раз и разыгралась по-новому описанная сцена. Но точно такой же густой лес она видела вчера на одной из картин на выставке общества австрийских художников. На заднем плане этой картины видны были нимфы[9].

У меня возникла догадка. Хотя вокзала[10] и кладбища на месте женских гениталий было вполне достаточно для представительства женских гениталий, мое обостренное внимание было направлено на схожий образ «преддверия»[i], анатомический термин, обозначающий определённую часть женских гениталий. А возможно это забавное заблуждение. Теперь, когда идёт речь о картине с нимфами, которые виднеются на заднем плане из «густого леса», уже нет места сомнениям. Перед нами символическая сексуальная география! Нимфами, как известно врачам (но не дилетантам, а, впрочем, далеко не все врачи достаточно прозорливы), называют малые губы на фоне «густого леса» из волос срамных губ. Но тот, кто использует такие технические названия как «преддверие» и «нимфы», черпает свои знания из книг, причём не из популярных, а из анатомических учебников или энциклопедических словарей, обычного прибежища снедаемых сексуальным любопытством подростков. Таким образом, за первой ситуацией сновидения скрывалась, если это толкование было верным, фантазия о дефлорации, о проникновении мужчины в женские гениталии[11]. Я сообщил мои выводы Доре. Скорее всего, они произвели на неё большое впечатление, так как она вспомнила забытый фрагмент сновидения: что она спокойно[12] идет в свою комнату и начинает читать большую книгу, лежавшую на ее письменном столе. Обращают на себя внимание две детали: «спокойно» и «большая», когда речь заходит о книге. Я спросил: книга была величиной с энциклопедию? Дора утвердительно кивнула. И однако же дети никогда не читают встречающийся в энциклопедиях запрещенный материал спокойно. Они дрожат и опасаются обнаружения за этим занятием взрослыми, боязливо осматриваясь, не зашел ли кто. Таковому чтению родители составляют серьезную помеху. Но реализующая желания сила сновидения существенно улучшила сложившуюся неприятную ситуацию. Отец умер, а остальные члены семьи уехали на кладбище. Дора могла спокойно читать все, что хотела. Не означает ли это, что одним из мотивов ее мести было возмущение диктатом родителей? Когда отец умрёт, Дора сможет читать или любить так, как хочет. Вначале Дора никак не могла припомнить, что рылась в энциклопедическом словаре, затем припомнила совсем безобидное переживание. Ко времени, когда любимая тетка тяжело заболела, хотя и решилась на поездку в Вену, от другого дяди пришло письмо, что они не могут ехать в Вену, так как один из детей, то есть кузен Доры, опасно болен аппендицитом. Вот тогда Дора и отыскала в словаре симптомы аппендицита. Из того, что она прочитала, она может припомнить источник боли в теле.

Я вспоминаю, что вскоре после смерти тети Дора перенесла в Вене мнимый аппендицит. До сих пор я не думал о том, что это заболевание нужно причислить к истерическим достижениям Доры. Она рассказала, что в первые дни у нее была очень высокая температура (жар), она ощущала в животе те же самые боли, о которых прочитала в энциклопедии. Ей прописали холодные обертывания, но она не могла их переносить. На второй день на фоне сильных болей начался период, для которого с начала ее заболевания было характерно полное отсутствие стабильности. К тому же Дора страдала от хронических запоров.

Но было бы несправедливо рассматривать состояние Доры как чисто истерическое. Хотя, несомненно, возможен истерический жар, было бы необоснованным отнесение такого спорного заболевания к истерии, а не к какой-либо органически обусловленной болезни. Я хотел проигнорировать этот симптом, как вдруг Дора помогла себе сама, внеся последнее дополнение к сновидению. Она особенно отчетливо видит себя поднимающейся по лестнице.

Естественно, здесь не обойтись без особой детерминации. Я не принял всерьёз возражение Доры, что она вначале должна подняться по лестнице, чтобы оказаться в своей, расположенной выше квартире. Если она в сновидении будучи в чужом городе мгновенно перемещается в Вену , легко обходясь без поездки по железной дороге, то она так же легко может опустить в сновидении ступеньки лестницы. Дора рассказывала дальше: после аппендицита она не могла хорошо ходить, она волочила за собой правую ногу. Так продолжалось довольно долго, ей приходилось избегать лестниц. И сейчас еще иногда ее походка оставляет желать лучшего. Врачи, консультировавшие ее по настоянию отца, были очень удивлены таким совершенно необычайным последствием аппендицита, тем более, что боли в теле уже не появлялись и не могли повлиять на походку[13].

Таким образом, перед нами действительно истерический симптом. Даже если жар и был органически обусловлен — например, из-за очень частых заболеваний гриппом, не имеющим особой локализации — то можно быть уверенным, что невроз воспользовался сложившейся ситуацией, чтобы использовать её в своих целях. Таким образом, Дора создала болезнь, о которой прочитала в энциклопедии, наказав себя за чтение.  Позже Дора убедилась, что наказание истерией не могло быть обусловлено чтением безобидной статьи. Заболевание появилось в результате смещения, после того как к воздействию прочитанного присоединилось что-то другое, более сильно обременённое виной, что маскируется от припоминания одновременно произошедшим безобидным событием[14]. Вероятно, было бы совсем неплохо выяснить, какие темы заинтересовали её больше всего в энциклопедии.

А что означает состояние, пытавшееся имитировать аппендицит? Последствие заболевания аппендицитом, говорящее скорее против него, а именно, волочение одной из ног, гораздо лучше объясняется тайным, например, сексуальным значением болезни и могло бы со своей стороны пролить свет на это искомое значение.

Я пытался найти доступ к разгадке. В сновидении несколько раз задействован фактор времени. Как известно, время характеризует протекание любого биологического процесса. Я спросил у Доры, когда случился приступ аппендицита, ранее или позднее сцены на озере. Мгновенным ответом, разрешающим все трудности, прозвучало: девять месяцев спустя. Срок этот хорошо известен. Мнимый аппендицит посредством своих скромных средств позволил пациентке символически реализовать фантазию родов, сопровождающих их болей и кровотечений из-за месячных[15]. Естественно, что Дора знала о сроке продолжения беременности, и не могла отрицать возможность того, что натолкнулась в энциклопедии на статьи о беременности и родах. А что символизирует волочащаяся нога? Я попытаюсь разгадать. Так ходят, если оступились. То есть, Дора сделала «неправильный шаг», так собственно и есть, а девять месяцев спустя после сцены на озере Доре удалось разродиться (признаться). Здесь я должен выставить ещё одно требование. Симптомы подобного рода — по моему убеждению — формируются лишь тогда, когда для них существует инфантильный прообраз. Актуализирующиеся впечатления более позднего времени, как я твердо установил на основании моего опыта, не обладают силой, достаточной для формирования симптомов. Я вряд ли мог надеяться, что Дора вспомнит желательный для меня материал из детских лет, так как тогда я мало ориентировался на идею о существовании источников невроза в детстве, во что я сегодня серьезно верю. Но подтверждение со стороны пришло тотчас. Конечно, однажды она оступилась именно на эту ногу. Во время проживания в Б. при опускании по лестнице она поскользнулась на ступеньке. Нога, именно та нога, которую она позже стала волочить, вспухла, пришлось носить бандаж. Несколько недель ребенок вынужден был провести в постели. Всё это было незадолго до появления нервной астмы, где-то на восьмом году жизни.

Теперь важно обнаружить последствия фантазийной деятельности: если Вы через девять месяцев после сцены на озере разрешились признанием и до сегодняшнего дня вынуждены смиряться с последствиями совершённого Вами ошибочного шага, то это доказывает, что в бессознательном Вы глубоко раскаиваетесь в исходе сцены. Вы, следовательно, исправляете его в Вашем бессознательном мышлении. Предпосылкой для Вашей фантазии о родах, конечно, является то, что на озере что-то произошло[16], всё это касается важных для Вас тогдашних переживаний, о чём позднее Вы прочитали в энциклопедии. Вы видите, что Ваша любовь к господину К. не заканчивается отвержением, а как я утверждал ранее, продолжается по сегодняшний день, конечно, бессознательно для Вас. Дора больше не возражала[17].

Работа, направленная на понимание сновидения, продолжалась два сеанса. Когда я после окончания второго сеанса выразил мою удовлетворенность достигнутым, Дора пренебрежительно ответила: «Мы что же, многого достигли?», —приблизив меня к последующим открытиям.

Третий сеанс Дора начала словами: «Господин доктор, знаете ли Вы, что сегодня я пришла в последний раз». Как же я мог об этом знать, если Вы впервые заговорили о прекращении лечения. «Да, я решила, что до Нового года[18] еще выдержу. А дольше я не желаю ждать исцеления». Вы знаете, что в любое время вольны прервать лечение. Но сегодня мы еще поработаем. Когда Вы приняли такое решение? «Я думаю, дней 14 назад». Это прозвучало словно предупреждение служанке или гувернантке об увольнении за 14 дней. «Когда я тогда посетила семейство К. на озере в Л., они как раз уволили одну из гувернанток». Вот как? О ней Вы ни разу не упомянули. Пожалуйста, расскажите.

«Хорошо, в доме в качестве гувернантки детей жила молодая девушка, которая проявляла совершенно особое отношение к господину К. Она не приветствовала его, не отвечала ему, а когда он за столом просил какое-либо блюдо, ничего ему не подавала. Короче говоря, относилась к нему как к пустому месту. Впрочем, и господин К. был столь же вежлив по отношению к гувернантке. За день или два до сцены на озере она отозвала меня в сторону, и сказала, что должна мне кое-что сообщить. Гувернантка поведала следующее. Господин К. на какое-то время, когда госпожа отсутствовала несколько недель, приблизился к ней, очень настойчиво ухаживал за нею и попросил ее услужить ему; он ничего не испытывает от своей жены и так далее»... Это ведь те самые слова, которые затем господин К. использовал, ухаживая за Вами, в тот момент, когда Вы ударили его по лицу? «Да-да. Гувернантка отдалась господину К., но спустя короткое время он вообще перестал интересоваться ею, с того времени гувернантка возненавидела его». И она была уволена?  - Нет. Гувернантка сказала мне, что сразу после того, как почувствовала себя оставленной, рассказала об этом событии своим родителям, которые являются порядочными людьми и живут где-то в Германии. Родители потребовали, чтобы дочь мгновенно покинула семейство господина К., а когда та не сделала этого, то написали ей, что не хотят ее больше знать, чтобы она не смела возвращаться домой». А почему она сразу не уехала? «Гувернантка сказала, что хотела немного выждать, возможно, что-нибудь изменится в отношении к ней господина К. Так жить она долго не сможет». А что потом стало с гувернанткой? «Я знаю лишь, что она ушла». Не забеременела ли она от такого приключения? «Нет».

Таким образом, — что, впрочем, совершенно закономерно — в середине анализа выявляется фактический материал, который помогает разрешить ранее поднятые проблемы. Теперь я мог сказать Доре: «Я знаю мотивы, по которым Вы ответили пощёчиной на ухаживания. Это никак не связано с обидой из-за предъявленного Вам невыполнимого требования, всё дело в ревнивой мстительности. В то время, когда гувернантка рассказала Вам свою историю, Вы еще могли хорошо справляться со своими чувствами. Когда Вы узнали, что господин К. в интимной беседе с Вами использовал слова: «Я ничего не испытываю от моей жены», сказанные им ранее гувернантке, в Вас пробудились другие чувства, чаши весов вышли из равновесия. Вы подумали: он умудряется обращаться со мной, как с какой-то гувернанткой, прислуживающим лицом? Задетая гордость добавилась к ревности и к другим, ясным для Вас мотивам: ну, это уж слишком![19] В качестве доказательства того, что Вы находились под очень сильным впечатлением от истории гувернантки, я сошлюсь на Вашу неоднократную идентификацию с нею в сновидении и в Вашем поведении. Вы рассказали родителям о том, что довольно трудно принять, напоминая этим гувернантку, написавшую о происшествии своим родителям. Вы уволили меня за четырнадцать дней словно какую-то гувернантку. Письмо в сновидении, позволяющее Вам приехать домой, никак не согласуется с письмом родителей гувернантки, в котором те полностью разрывают родственные узы.

«Почему тогда я не сразу рассказала о случившемся родителям?»

Когда Вы рассказали?

«В последний день июня произошла сцена на озере; 14 июля я рассказала всё матери».

Итак, опять 14 дней, характерный для обслуживающего персонала срок! Сейчас я могу ответить на Ваш вопрос. Конечно, Вы очень хорошо понимали бедную гувернантку. Она не хотела уйти сразу, так как надеялась, так как еще ожидала, что господин К. опять обратит на нее всю свою нежность. Это наверняка было и Вашим мотивом. Вы выждали определенный срок, чтобы посмотреть, будет ли господин К. заново приступать к своим ухаживаниям. Если бы это произошло, то Вы перестали бы сомневаться в том, что господин К. очень ценит взаимоотношения с Вами, и не будет играть с Вами, как с гувернанткой.

«В первые дни после отъезда господин К. прислал мне открытку с каким-то видом»[20].

Да, но так как далее ничего не было, Вы дали Вашей мести полный ход. Я даже могу представить, что тогда Вы тайно лелеяли мысли, что посредством обвинения можно заставить его приехать в Ваш дом.

«...Так он вначале и предложил», — заметила Дора.

Тогда бы у Вас исчезла тоска по нему, — тут Дора кивнула, подтверждая мои слова, чего я никак не ожидал, — и он мог бы предоставить Вам удовлетворение, которого Вы желали.

«Какое удовлетворение?»

Теперь я начинаю предполагать, что Вы гораздо серьезнее рассматривали отношения с господином К., чем пытались до сих пор представить. Не часто ли между господином и госпожой К. была речь о разводе?

«Да, но вначале из-за детей этого не хотела она, правда, сейчас желает, но теперь развода не желает он».

Не могли ли Вы думать, что господин К. хочет развестись со своей женой для того, чтобы жениться на Вас? А теперь не хочет, так как у него отсутствует какая-либо замена для жены? Два года назад, конечно, Вы были очень юной, но ведь Вы рассказывали о маме, что она в 17 лет была обручена и затем два года ждала брака с возлюбленным. История любви матери обычно становится образцом для дочери. То есть. Вы тоже хотели ждать брака и даже считали, что господин К. действительно ожидает того, чтобы Вы стали достаточно зрелой на роль его будущей жены[21]. Я могу даже представить себе, что это было Вашим серьезным жизненным планом. Вы не можете утверждать, что такого намерения не было у господина К. Вы предостаточно рассказали мне о господине К. такого, что прямо намекает на возможность осуществления таких планов[22]. Да и его поведение в Л. не противоречит этому. Вы просто не позволили ему высказаться до конца и не знаете, что он хотел Вам сказать. Планирование брака с господином К. вовсе не кажется совершенно не осуществимым. Отношения папы с госпожой К., которые Вы, вероятно, только потому так долго и поддерживали, дают Вам уверенность, что согласие жены на развод было бы достигнуто, а от папы Вы легко добиваетесь всего, чего хотите. Конечно, если бы искушение в Л. имело другой исход, то это было бы для всех лучшим будущим. Я считаю, что Вы так сожалели о плохом исходе, исправив его в фантазии, проявившейся аппендицитом. Таким образом, то, что вместо возобновления ухаживаний результатом Вашей жалобы были отрицание и оскорбление со стороны господина К., стало для Вас тяжелым разочарованием. Вы ведь не раз говорили, что ничто другое не может спровоцировать у Вас сильную ярость, как неверие Вашему рассказу о том, , что произошло на озере. Теперь я знаю, о чем Вы не хотите вспоминать. Вы вообразили себе: ухаживания со стороны господина К. всерьез и он не успокоится до тех пор, пока не женится на Вас.

Дора слушала, не пытаясь, как обычно, возражать. Она казалась потрясенной, любезно простилась с самыми наилучшими пожеланиями к Новому году и — больше не появилась. Отец, который посетил меня еще несколько раз, уверял, что Дора придет, она сильно хочет продолжать лечение. Но, наверное, он был не до конца искренен. Он поддерживал курс лечения Доры лишь постольку, поскольку у него была надежда на то, что мне удастся «уговорить» Дору, что между ним и госпожой К. нет ничего другого кроме чистой дружбы. Интерес отца пропал, как только он заметил, что такой результат не входит в мои намерения. Я знал, что Дора больше не появится. Несомненно, то, что она так неожиданно прервала лечение и этим уничтожила мои надежды, когда мои ожидания на удачное завершение лечения дошли до наивысшей точки, было актом мести. Тенденция Доры к нанесению себе вреда нашла здесь свое законное место. Тот, кто, подобно мне, пробуждает злейших демонов, которые не до конца усмиренными живут в человеческой груди, и желает их победить, должен знать, что в такой борьбе он сам не останется в стороне. Смог бы я удержать Дору в лечении, если бы принял на себя роль, подчеркивавшую ценность ее присутствия для меня и позволяющую проявить по отношению к пациентке живой интерес, который, несмотря на затушёванность его моей врачебной позицией оказался бы эрзацем страстно желаемой Дорою проявлений нежности в свой адрес? Этого я не знаю, а так как часть встречающихся факторов сопротивления, в любом случае, остается неизвестной, то я всегда избегаю брать на себя роль,  ограничиваясь менее притязательным психологическим мастерством. При всем теоретическом интересе и всем врачебном стремлении помочь пациенту, я стараюсь сдерживать эмоциональные проявления, ставя по необходимости границы психическому внушению, отдавая должное желаниям и взглядам пациента.

Но я не знаю, достиг бы господин К. большего, если бы им было разгадано, что полученная им пощёчина ни в коем случае не означала окончательного «нет» Доры, а лишь соответствовала пробудившейся ревности, в то время как на его стороне стояли более сильные побуждения ее душевной жизни. Если бы он не придал слишком большого значения первому «нет» и продолжал бы свои ухаживания с убеждающей страстностью, то результатом легко могло стать то, что увлеченность девушки не посчиталась бы ни с какими внутренними трудностями. Но возможно и то, что с той же легкость Дора бы еще сильнее удовлетворила свою месть по отношению к нему. На чью сторону склонятся весы в споре мотивов, к устранению или к усилению вытеснения, точно подсчитать нельзя. Неспособность соответствовать реальным требованиям любви является одной из наиболее существенных черт невроза. Жизнь больных затруднена из-за противоречий между реальностью и фантазией. От того, чего невротики наиболее страстно желают в своих фантазиях, они бегут, встречаясь с ним в реальности. А больше всего они любят отдаваться фантазиям там, где уже не нужно больше опасаться за их реализацию. Барьеры, которые сооружены вытеснением, конечно, могут пасть под натиском мощных, спровоцированных реальностью переживаний, невроз можно преодолеть посредством реальности. Но мы не можем, в общем-то, рассчитать, у кого и посредством чего такое «излечение» возможно[23].

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Хотя я назвал статью «Фрагмент анализа», очевидно, что оно отличается незавершённостью в гораздо большей степени, чем можно ожидать от названия. Было бы неплохо, если бы я попытался объяснить встречающиеся пробелы, которые вряд ли являются случайными.

Мы оказались лишёнными многих результатов анализа остался в стороне, так как из-за внезапного прекращения лечения они был или недостаточно хорошо известны, или нуждались в продолжении исследования до получения какого-то общего вывода. Несколько раз, когда мне это казалось допустимым, я указывал на вероятное продолжение отдельных завязок. Трудная в использовании психоаналитическая техника, посредством которой только и можно в сыром материале ассоциаций выявить ценные бессознательные мысли, мною вообще полностью обойдена в статье. Недостатком является также то, что читатель не сможет убедиться в корректности моего подхода при выбранном мною способе изложения. Абсолютно невозможно обсуждать одновременно и технику анализа, и внутренний контекст какого-либо случая истерии, а для читателя подобного рода материал стал бы непонятным. И вообще психоаналитическая техника требует отдельного особого представления, она должна объясняться посредством многочисленных примеров, взятых из самых разных случаев, а кроме того, она может полностью игнорировать получаемые результаты. Точно так же я не пытался обосновать психологические предпосылки, о которых можно догадаться по моим описаниям психических феноменов. Какое-либо мимолетное обоснование ничего не даст; а подробное – само по себе является отдельной работой. Я могу только заверить читателя, что, не будучи обязанным ни одной из известных психологических теорий, я непредвзято подошел к изучению феноменов, которое открывает наблюдение психоневротиков. К тому же я так долго не высказываю своего мнения, пока оно не покажется мне созревшим для того, чтобы дать отчет о наблюдаемых мной закономерностях. Я вовсе не горжусь тем, что избегаю умозрительных гипотез, хотя предостаточно материала, накапливающегося в результате широчайшего и кропотливейшего наблюдения. Убеждённость в верности моего подхода к проблеме бессознательного может вызвать недовольство читателя, так как бессознательными представлениями, мыслями и побуждениями я оперирую так, словно бы они были хорошо известными и несомненными объектами психологии, как и все сознательное. Но я уверен, что тот, кто решится исследовать проявления бессознательной сферы именно нашим методом, не сможет обойтись без того, чтобы не стать на представленную мною точку зрения, несмотря на протесты философов.

Те из коллег, кто считает мою теорию истерии чисто психологической и потому неспособной разрешить патологические проблемы, наверняка, заметят, читая статью, что их упрек, относящийся к особенностям психоаналитической техники, несправедливо переносится и на нашу теорию. Чисто психологической является лишь терапевтическая техника. Моя теория ни в коем случае не упускает возможности апеллировать к органическому фундаменту неврозов, хотя она и ищет таковые не в патолого-анатомических изменениях, а пытается не обнаруживаемые пока химические изменения временно заместить органическими функциями. По-видимому, никто не может отказать в таковом характере одному из органических факторов — сексуальной функции, в которой я вижу фундамент не только истерии, но и вообще всех неврозов. Теория сексуальной жизни, как я полагаю, не может обойтись без гипотезы об особых, возбуждающе действующих сексуальных субстанциях. Интоксикация и абстиненция, связанные с воздействием хронических ядов, конечно же, встречаются среди всех болезней, с которыми нас знакомит клиника, они ближе всего соприкасаются с генуинными (врожденными) психоневрозами.

То, что уже сегодня можно сказать о «соматической встречности», об инфантильном ядре перверсий, об эрогенных зонах и бисексуальной предрасположенности, я не затронул достаточно подробно, а только выделил места, в которых анализ наталкивался на органический фундамент симптомов. Большего и нельзя сделать на отдельно взятом случае. Те же упомянутые выше причины вынудили меня отказаться даже от беглого рассмотрения вышеназванных факторов. Так что возникает мощный стимул для появления новых работ, опирающихся на большое число анализов.

Столь несовершенной публикацией я хотел достичь двух целей:

·        в качестве дополнения к моей книге о толковании сновидений показать, как обычно бесполезное искусство интерпретации снов может применяться для открытия утаиваемого и вытесненного в душевной жизни. Потому в анализе обоих приведённых сновидений полностью учитывается техника толкования сновидений, во многом схожая с психоаналитической

·        я хотел пробудить интерес к целому ряду закономерностей, являющихся для сегодняшней науки совершенно неизвестными, так как их можно открыть только применяя психоаналитический метод.

Об усложненности психических процессов при истерии, одновременности сосуществования различнейших побуждений, взаимосвязи противоположностей, вытеснениях и смещениях и о многом другом, наверное, до конца никто не догадывается. Подчеркивание Жане идеи фикс, которая перемещается в симптом, ничего другого не означает, как только жалкую схематизацию. Невозможно устранить мысль-догадку о том, что побуждения, представления, которым не хватает силы дойти до сознания, иначе воздействуют друг на друга, по-другому развиваются и приводят к другим феноменам, резко отличающихся от «нормальных», которые мы так называем из-за их осознаности. Если все это настолько ясно, то ничто больше не стоит на пути понимания терапии, которая устраняет невротические симптомы посредством превращения представлений первого ряда в нормальные.

Я старался показать, что сексуальность вмешивается не только в качестве deus ex machina[ii], однажды появившейся в ходе характерных для истерии процессов, но и является движущей силой любых симптомов и каждого отдельного проявления какого-либо симптома. Манифестация болезни, говоря прямо, является сексуальной деятельностью больных людей. Отдельно взятый случай никогда не сможет доказать такой обобщенный, тезис, я могу лишь заново повторить, что ничего другого я не нашел. Сексуальность действительно является ключом к проблеме психоневрозов, как и вообще всех неврозов. Тот, кто пренебрегает ею, никогда не будет способным совершить открытие. Но я только приветствую новые исследования, которые могли бы устранить или ограничить введённое мною правило. Те возражения, которые я до сих пор слышал сводились к субъективной критике или недоверию, на что достаточно возразить словами Шарко: «Са n'empeche pas d'exister».[iii]

Случай из истории болезни и лечения Доры, фрагмент которого я представил на суд читателя, не подходит для того, чтобы показать ценность психоаналитической терапии в правильном свете. Не только краткость периода лечения, продолжавшегося не более трёх месяцев, но и другой момент помешали тому, чтобы курс лечения закончился обычно достигаемым, признаваемым больным и его родственниками, улучшением, приводящим к более или менее полному исцелению. Благоприятные результаты достигаются там, где патологические проявления поддерживаются исключительно внутренним конфликтом побуждений, относящихся к сексуальности. В таких случаях состояние больного улучшается настолько, насколько патогенный материал удаётся перевести в нормальный, чтобы разрешить психические проблемы больного. И по-другому всё будет протекать там, где симптомы ставятся на службу внешних мотивов жизни, как было с Дорой в последние два года. Вы будете поражены и даже можете быть сбиты с толку, когда узнаете, что состояние больной улучшилось не намного, несмотря на нашу далеко продвинувшуюся работу. Хотя на самом деле все не так плохо. Да, симптомы исчезли не время лечения, а спустя некоторое время, когда уже были прерваны отношения с врачом. Отсрочка исцеления или улучшения во времени вызывается только личностью врача.

Чтобы сделать понятным положение дел, я начну несколько издалека. Во время психоаналитического курса лечения задерживается формирование новых симптомов, можно даже сказать, что это закономерно. Но продуктивность невроза ни в коем случае не затухает, а начинает создавать особый род чаще всего бессознательных мыслительных образований, которые можно оделить названием «переносы».

Что такое переносы? Это новые издания, копирование побуждений и фантазий, которые должны пробуждаться и осознаваться во время проникновения анализа вглубь, причём неизбежно происходит замещение прежнего значимого лица личностью врача. Другими словами: целый ряд более ранних психических переживаний оживает вновь, но не в виде воспоминаний, а как актуальное отношение к личности врача. Имеются такие переносы, которые по содержанию совершенно ничем не отличаются от своего прототипа. Таким образом, в контексте нашего сравнения, здесь мы просто имеем перепечатки, переиздание в неизмененном виде. Другие переносы осуществляются более искусно, они испытывают  смягчение своего содержания, сублимацию, как я говорю, и могут осознаваться, когда они откликаются на какую-либо ловко использованную особенность в личности врача или в взаимоотношениях с ним. Таким образом, перед нами не воспроизведение прежних паттернов, а скорее модификация прежних переживаний.

Когда погружаешься в теорию аналитической техники, то начинаешь понимать, что перенос является чем-то неизбежным. По меньшей мере, в практической работе убеждаешься в том, что не существует никаких средств для того, чтобы уклониться от него, и что с этим последним творением болезни нужно так же бороться, как и со всеми прежними. Только эта часть работы является во многом гораздо трудней. Толкованию сновидений, извлечению бессознательных мыслей и воспоминаний из ассоциаций больного и другим подобным искусствам переводчика легко научиться, ведь текст поставляет сам больной. И лишь перенос необходимо разгадывать практически самостоятельно, опираясь на незначительные детали и не обвиняя себя за произвол. Никак нельзя обойти работу с переносом, так как он применяется для построения всех препятствий, делающих недоступным материал, получаемый в курсе лечения. Убежденность в верности конструируемых психоаналитиком взаимосвязей появляется у больного только после устранения переноса.

Врачи будут считать большим недостатком и без того неудобного метода то, что перенос дополнительно увеличивает терапевтическую работу посредством создания какого-то нового рода патологических психических продуктов. Возможно, ссылаясь на существование переносов, врачи даже сделают выводы о нанесении вреда больным в ходе аналитического курса лечения. И оба раза впадут в заблуждение. Работы для врача из-за переноса не становится больше; врачу совершенно безразлично, каким образом будет преодолено патологическое побуждение больного: в связи с личностью врача или с личностью кого-то другого. Наш курс лечения не навязывает больному посредством переноса никаких новых усилий. Когда неврозы излечиваются в обычных лечебных учреждениях, где психоаналитическое лечение исключено, то можно сказать, что истерик излечивается не посредством использовавшегося метода, а посредством личности врача, обнаруживая слепую зависимость и длительную прикованность к врачу, освободившему его гипнотическим внушением от симптомов. Научное объяснение этих феноменов нужно искать в «переносах», постоянно осуществляемых больными на врача. Психоаналитическое лечение не создает переноса, оно лишь открывает его, как и все остальное, скрытое в душевной жизни. Различие заключается только в том, что в других видах терапии больной спонтанно воскрешает в ходе лечения лишь благожелательные и дружеские переносы. А там, где их не удаётся спровоцировать, больной уходит насколько можно быстро, не испытав на себе никакого воздействия со стороны врача, так как тот не вызвал у больного «симпатии». В психоанализе же, напротив, в соответствии с изменяющейся структурой мотивов, пробуждаются все без исключения побуждения, в том числе и враждебные. Осознание эффективно используется для анализа феноменов, на которых сказываются побуждения, а в результате перенос вновь и вновь устраняется. Перенос, который ранее рассматривался в качестве наибольшего препятствия для психоаналитического лечения, превращается в самое мощное вспомогательное средство, если всякий раз его удается разгадать и проинтерпретировать больному[24].

Я вынужден был затронуть тему переноса из-за особенностей анализа Доры, которые я могу объяснить только моментом переноса. То, что оказалось особенно ценным в анализе Доры и позволяет считать его подходящим для первой, вводной публикации, а именно, присущая ему очевидность, напрочь связано с его большим недостатком, приведшим к преждевременному окончанию лечения. Мне не удалось вовремя стать властелином переноса. Из-за услужливости, с которой Дора во время лечения предоставляла в мое распоряжение патогенный материал, я забыл о необходимой предосторожности, о тщательном отыскивании первых признаков переноса, каковой она подготавливала посредством оставшейся для меня неизвестной части того же самого материала. Вначале было совершенно ясно, что в ее фантазиях я замещал отца, несмотря на различие в возрасте. Да и наяву она постоянно сравнивала меня с отцом, даже пыталась боязливо выяснить, честен ли я по отношению к ней, так как отец «всегда предпочитал скрытность и нечистоплотность». Когда позже появилось первое сновидение, в котором она предупреждала о том, что бросит курс лечения, как в свое время покинула дом господина К., я должен был стать осторожнее, а ее внимание привлечь к тому, что «сейчас Вы сделали перенос с господина К. на меня. Вы заметили что-то такое, что позволяет Вам сделать вывод о существовании у меня недобрых намерений, которые чем-то схожи с намерениями господина К. (возможно в модифицированной форме). А возможно Вам пришло в голову что-то нехорошее по поводу меня или Вы вспомнили событие, бросающее на меня тень, вызывая у Вас антипатию, характерную для прежних отношений с господином К.?» Тогда бы внимание Доры было привечено к разнообразным граням нашего общения, к моей личности или к моим взаимоотношениям с людьми и всё это сигнализировало бы о аналогичных, но несравнимо более важных тайнах, касающихся господина К. А посредством устранения сформировавшегося переноса анализ получил бы доступ к скрывающемуся за ним новому материалу воспоминаний. Но я упустил первые предостережения со стороны переноса, полагая, что впереди достаточно времени, так как недостаточно выявились другие грани переноса и соответствующий материал еще не нашёл прочного места в анализе. Вот так я и оказался пораженным переносом. Из-за X., которым я напоминал Доре господина К., она отомстила мне так, как хотела бы отомстить господину К., и покинула меня, веря в то, что обманута и брошена мною точно так же, как господином К. Таким образом, одну из существенных частей воспоминаний и фантазий Дора просто отреагировала вместо того, чтобы репродуцировать их в курсе лечения в форме свободных ассоциаций. Естественно, что я не знал, что конкретно представляло собою X. Я предполагаю, что оно связано с деньгами или относится к ревности к одной из пациенток, которые после исцеления продолжали общаться с моей семьей. Если переносы рано включаются в проработку, то течение анализа становится запутанным и замедленным, однако прочность такого анализа будет лучше предохранять от неожиданных, непреодолимых сопротивлений.

Во втором сновидении Доры перенос представлен в нескольких явных намеках. Когда она рассказала сон, я еще не знал (это обнаружилось лишь спустя два дня), что у нас осталось лишь два часа работы (два сеанса) — то самое время, которое она провела перед картиной Сикстинской Мадонны, и которое вместе с небольшой корректурой (два часа вместо двух с половиной) она сделала масштабом не пройденного ею пути вокруг озера. Но надежды, обнаруживающиеся в сновидении и относящиеся к молодому мужчине, пребывающему в Германии, и ожидание, что господин К. женится на ней, Дора выразила в переносе еще несколько дней назад. Курс лечения длится слишком долго, у нее не хватит терпения ждать. В то же время на первых аналитических сеансах Дора показала достаточное понимание поставленного мною условия, что полное восстановление ее психического здоровья займет примерно один год, причём без всяких возражений. Отклонение сопровождения в сновидении — ей лучше идти одной – которое повторяется при посещении Дрезденской Галереи, я должен был, конечно, вовремя соотнести с собой. Смысл его был таков: если все мужчины отличаются слишком большой гнусностью, то лучше мне вообще не выходить замуж. А это в свою очередь подразумевает месть[25].

Там, где побуждения к жестокости и мотивы мести, используемые в самой жизни для сохранения симптомов, переносятся во время лечения на врача, а у того не хватает времени на соотнесение их со своими истинными источниками, чтобы не связывать со своей личностью; там вряд ли стоит удивляться тому, что состояние больного не поддается терапевтическим воздействиям. Посредством чего еще больной может так эффектно мстить, как не демонстрацией бессилья и неспособности лечащего врача? И тем не менее я не склонен недооценивать терапевтическую ценность фрагментарного лечения, каковым был случай Доры.

Лишь через 15 месяцев после окончания лечения и сделанных мною записей я получил сообщение о состоянии моей пациентки, а с ним и об исходе курса лечения. Совершенно неслучайно, 1 апреля (мы знаем, что Дора никогда не считала даты чистой случайностью), она появилась у меня, чтобы подвести итог прежней истории и заново попросить о помощи. Но одного взгляда на Дору было достаточно, чтобы догадаться, что ничего серьезного за ее просьбой не стояло. Примерно через пять недель после прекращения лечения, Дора оказалась в «неразберихе», как она выразилась. Затем наступило почти полное выздоровление, приступы стали реже, настроение улучшилось. В мае прошедшего года у супругов К. умер ребенок, который постоянно прихварывал. Печальное событие послужило Доре поводом нанести визит семейству К., чтобы выразить соболезнование. Она была принята так, словно за три последних года ничего не произошло. Дора примирилась с семейством К., осознала свою месть и завершила все дело полюбовно. Госпоже К. она сказала: «Я знаю, что у тебя связь с папой», и та ничего не отрицала. Господина К. она принудила признать то, что произошло на озере. Потом Дора рассказала об этом оправдывающем ее признании отцу. Больше Дора не общалась с семейством К.

Дела ее шли очень хорошо вплоть до середины октября, когда вновь возник приступ безголосия, продолжавшийся шесть недель. Пораженный этим, я спрашиваю, был ли для этого повод, и слышу в ответ, что приступ возник после сильного испуга. Она увидела, как кого-то переехала повозка. Оказалось, что несчастье коснулось не кого другого, как господина К. В один из дней она встретила его в оживленном месте. Господин К. замер перед ней в смущении на середине улицы и вот в такой самозабвенности был сбит на землю повозкой[26]. Впрочем, всё обошлось, он отделался незначительным испугом. Дора до сих пор испытывает небольшое волнение, когда слышит разговоры о связи папы с госпожой К., правда, она старается больше не вмешиваться в их отношения. Дора полностью отдалась учебе, не планируя никакого замужества.

Ко мне за помощью Дора обратилась из-за правосторонней невралгии лица, сохранявшейся и днем, и ночью. С какого времени? «Ровно четырнадцать дней назад»[27]. Я вынужден был улыбнуться, так как ровно четырнадцать дней назад она могла прочитать в газете упоминавшее меня сообщение, что она и подтвердила (1902 год). Итак, то, что выдавалось за невралгию лица, соответствовало самонаказанию, раскаянию из-за пощечины, которую она когда-то дала господину К., и из-за мести мне в переносе. Какого вида помощи она хотела добиться от меня, я не знаю, но я обещал простить ей то, что она лишила меня удовлетворения, которое я мог испытать при более основательном освобождении Доры от страданий.

Впрочем, после этого посещения прошли годы. С тех пор Дора вышла замуж, похоже именно за того молодого мужчину, что работал в Германии, если меня не обманывают ассоциации Доры, приводимые ею в начале анализа второго сновидения. Если первое сновидение обозначает поворот от любимого мужчины назад к отцу, то есть бегство из жизни в болезнь, то второе сновидение оповещало об отрыве от отца и возвращении к жизни[iv].

 

См. также: Пьер Марти "Психосоматическая интерпретация случая Доры З. Фройда".

 

раздел "Случаи"

Другие случаи из практики З. Фройда:

  Президент Шребер

  Фрагмент анализа истерии (Дора)

  Человек-крыса Rattenmann

  Случай Анны О.

  Истории болезни - Катерина