Институт Психологии и Психоанализа на Чистых прудахФройд адаптированный для детей

Психоаналитическое эссе на тему сказки С. Т. Аксакова «Аленький цветочек», 1858 г.

«…сказки — это зашифрованное послание наших Предков.»

Мне очень нравится это высказывание, так как оно, на мой взгляд, как нельзя лучше отражает глубинный смысл сказочного бытия. Разве это послание не есть ни что иное как «общественное бессознательное» по словам американского психолога и психиатра Эрика Леннарда Берна?! Что же еще должно передаваться в трансгенерационном культурном и духовном смысле как не это самое общественное бессознательное, в котором есть даже нечто большее, чем любовь, сублимированная духовная борьба, первобытный страх, завораживающая гендерная правота, душевная милость и глубокая печаль?... Я бы сказала - это «космос как предчувствие»…космос в его метафизическом смысле.

Так и для каждого из нас колоссальная аффективная и коммуникативная нагрузка сказки становится шифром к нашему личному бессознательному.

И вот, в процессе размышления над замечательной сказкой Аксакова «Аленький цветочек», сказкой с архетипом Красавицы и Чудовища, прообразом которой, видимо, послужил миф об Амуре и Психее («Я ужасно страдаю! – пожаловалась сыну Афродита, когда он явился в ее чертоги. – А все из-за этой негодной девчонки Психеи. Ты должен помочь мне, милый сынок, и наказать ее. Скорее найди эту девушку и сделай так, чтобы она влюбилась в какого-нибудь злого и недостойного человека, пусть это принесет ей страдания, а её семье позор. Но лучше всего будет, если она влюбится в чудовище!»), на ум приходят самые первые, на мой взгляд, достаточно примитивные ассоциации, которые как бы лежат на поверхности.

А именно, в образе главной героини сказки, младшей и самой любимой дочери купца напрашивается зашифрованное послание женской сущности и природы, которое на современном языке можно было бы сформулировать так: любовь женская – это долг, долготерпение женщины в конце концов будет обязательно вознаграждено, самопожертвование ведет к райской жизни, мужчина не соответствует ее представлениям об идеальном муже, не отвечает ее физическим потребностям и духовным ценностям, но она решает вдохновить его, жертвует собой, верит, что любовь жертвенная, даже платоническая изменит его; он бросит пить, курить, сделает карьеру, перестанет хамить и волочиться за женщинами.

Ее самопожертвование сотворило с недавним непривлекательным представителем мужского рода чудо, и они зажили счастливо. Она разглядела и спасла в нем все лучшее, что было вытеснено в результате глубоких душевных травм. Или вот еще такой незатейливый сценарий, например, - в образе безобразного чудовища вырисовывается эдакий богатый «папик», который, коварно заманив юную красавицу в свои сети, потакает всем ее желаниям, исполняет все ее прихоти, старается даже не сильно раздражать своим видом, льет ей в уши елей, лишь бы она оставалась рядом и скрашивала его жизнь, наполняла его той либидинальной энергией, которой у него уже явно не хватает.

Ну или, наконец, образ трех родных сестер, трех сиблингов, конкуренток за любовь отца и за все, что она сулит. Не двусмысленно нам показано, как они завидуют друг другу, и, уж конечно, они не упустят возможности устранить соперницу, любимую отцом больше других, или омрачить ее жизнь. В данном случае мать девочек отсутствует, поэтому эдипальный конфликт, как мне кажется, разворачивается в полной мере на этой сцене в проекции между сестрами за любовь отца. Какая из девочек, читая эту сказку в детстве, не представляла себя в роли любимой младшей дочери патриархального отца?

Однако, хочется углубиться все же в те ассоциации, которые приходят на ум и, по крайней мере мне, кажутся заслуживающими внимания. Ведь что отличает нас от животных, мы, хомо сапиенс , способны меняться в желаемом направлении или не меняться осознанно, по доброй воле, и вовсе не обязательно под воздействием каких-то других сил, как то чье-то руководство, шантаж, давление, чьи-то манипуляции, жертвенная любовь, угрозы и тому подобное. От чисто рефлекторного поведения нас оберегает как бессознательное, так и наше сознательное.

Поэтому можно предположить, что любовь девушки не несет воспитательной и умышленно спасительной нагрузки, не является вовсе жертвенной любовью. Просто это любовь как она есть в ее истинном духовном смысле, искренняя любовь с принятием, любовь которая делает в первую очередь самого любящего лучше, дает ему источники работы над собой, желание быть духовно чище, видеть не только форму, но и в первую очередь содержание, («душу добрую и любовь несказанную») любовь которая не служит целью менять кого-то, а дает источник для самосовершенствования в первую очередь самому любящему.

Поэтому мне кажется, что выбор очеловечиваться или нет – это в первую очередь осознанный выбор самого субъекта и его внутренние возможности, ресурсы его психики, если хотите. Сколько случаев знает история, когда любовь лишь временно преображает человека, ему хочется быть лучше, но он не желает предпринимать никаких усилий, для того чтобы расти, подниматься на более высокие ступени духовного развития, или у него нет для этого никаких внутренних ресурсов. Поэтому я смею предположить, это сугубо мое мнение, что в процессе развития глубоких любовных чувств и привязанностей, все-таки главную роль играют те внутренние разрешенные или не разрешенные я-конфликты, благополучное или наоборот прохождение всех фаз психосексуального развития, являются той основой, той почвой, на которой впоследствии может вырасти истинное счастье с объектом, счастье внутреннего совершенствования и взаимной благодарности.

Способно ли на это оказалось наше ужасное чудовище, украденный в раннем детстве и заколдованный злой волшебницей прекрасный принц? Безобразное чудовище, которое вызывает противоречивые чувства поначалу (угроза убить купца и шантаж с дочерью), а потом все больше сочувствия. Это тоже очень интересная сюжетная линия! Читая эту историю, я задаюсь вопросом, ведь, пережив потерю родителей при таких ужасных травматичных обстоятельствах (украла в раннем детстве злая волшебница), потеряв свои первичные объекты, разве не впал он в глубочайшую меланхолию, потерял и возненавидел свое Я, видел себя абсолютно безобразным и отвратительным, ушел полностью в себя, отдалился от людей с чувством вины, стыда и ненависти к себе. И поскольку мы знаем, что его истинное Я способно к любви, нежности, состраданию, заботе, не удивительно что подсознательно чудовище хочет вернуться к Себе, найти объект любви, который поможет ему обрести себя, снова быть счастливым, как в детстве с родителями.

Мне лично так же в трагической истории чудовища напрашивается ассоциация в связи с наказанием, страшной карой, которую он понес за своего родителя, короля, который чем-то прогневал злую волшебницу, мы не знаем, что между ними произошло, но дыма без огня не бывает, и в результате маленький мальчик, сын своего родителя, тоже несет этот тяжкий крест, который достался ему от отца. Вы только вдумайтесь, как же не видеть себя с безобразной кожей, т.е. щетиной и коростой, а главное огромными горбами, которые придавили его, которые как-бы олицетворяют всю боль и тяжесть, которые чудовище несет в своей душе. Трудно говорить. Лично для меня, главный вопрос этой сказки: сможет ли чудовище, обретя свой желанный объект, в последствии действительно обрести себя, собрать воедино все свои отщепленные частички Я, так жизненно необходимые ему, смогут ли, выражаясь словами так любимой мной Джойс Мак Дугалл «разом любовь и ненависть примириться, позволяя субъекту наконец подписать мирный договор в многолетней молчаливой войне, которая иначе могла бы привести к истощению и смерти».

Ведь наш герой уже был почти на этом рубиконе, когда возлюбленная им дочь купца не по своей вине практически не успела в нужный час вернуться к нему. Спросите себя, как часто человеку не хватает каких-то мгновений для спасения, каких-то зачастую крохотных усилий от нас. Ведь все мы в этой жизни объекты и субъекты. И тогда наступает смерть духовная, смерть физическая. Как глубоко отозвалось это в моем сердце, когда я читала строки Аксакова…

Задумайтесь, в каждом нашем Я есть, позвольте мне здесь опять процитировать Джойс Мак Дугалл, «свои собственные доктор Джекил и мистер Хайд, собственные Фауст и Мефистофель» (как сказано!) , свои собственные Красавица и Чудовище. Задумайтесь, какая игра слов кроется в этом архетипе!!! Я думаю, это не случайно. Недаром условие заклятия злой волшебницы таково, что красная девица должна полюбить нашего героя в его страшном обличии, и только тогда он станет снова человеком. («Злая волшебница прогневалась на моего родителя покойного, короля славного и могучего, украла меня, еще малолетнего, и сатанинским колдовством своим, силой нечистою, оборотила меня в чудовище страшное и наложила такое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека, для всякой твари Божией, пока найдется красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища и пожелает быть моей женой законною и тогда колдовство всё покончится, и стану я опять по-прежнему человеком молодым и пригожим»).

Я это понимаю так, что не сможем мы обрести счастье и мир в нашей душе пока не полюбим и не примем себя такими, какие мы есть. Возвращаясь к главному вопросу, волнующему меня в этом произведении, можно его перефразировать так: сможет ли Чудовище примириться со своим Мефистофелем и полюбить своего Фауста? Не смотря на то, что вроде бы сам сюжет говорит нам о том, что да, сможет, я все же очень переживаю за него и терзаюсь сомнениями. Жизненный опыт подсказывает, что все не так просто и однозначно, да простят меня любители хэппи эндов…

Однако, хочется вернуться к незаслуженно заботой мной главной героине сказки, юной красавице, дочери купца. Она мне очень интересна и сама по себе и в симбиозе с отцом конечно. Здесь прослеживается очень интересная и очень волнующая линия, на мой взгляд, от отца к аленькому цветочку…Мне кажется, что «золотой кувшин с цветочком аленьким» - это конечно символ эротизма и девственности, но в первую очередь в данном контексте, вероятно, символ полной психосексуальной зрелости младшей дочери, которую подтверждает отец, привезя ей желанный подарок. «В некиим царстве, в некиим государстве жил был богатый купец, именитый человек… и было у того купца три дочери, все три красавицы писаные, а меньшая лучше всех; и любил он дочерей своих больше всего своего богатства, жемчугов, драгоценных каменьев, золотой и серебряной казны – по той причине, что он был вдовец и любить ему было некого; любил он старших дочерей, а меньшую дочь любил больше, потому что она была собой лучше всех и к нему ласковее…

Приказал он принести сундуки дорожные, железом окованные; доставал он старшей дочери золотой венец, золота аравийского, на огне не горит, в воде не ржавеет, со камнями самоцветными; достаёт гостинец середней дочери, тувалет хрусталю восточного; достаёт гостинец меньшой дочери, золотой кувшин с цветочком аленьким. Старшие дочери от радости рехнулися, унесли свои гостинцы в терема высокие и там на просторе ими досыта потешалися. Только дочь меньшая, любимая, увидав цветочек аленький, затряслась вся и заплакала, точно в сердце её что ужалило. Как возговорит к ней отец таковы речи: – Что же, дочь моя милая, любимая, не берёшь ты своего цветка желанного? Краше его нет на белом свете. Взяла дочь меньшая цветочек аленький ровно нехотя, целует руки отцовы, а сама плачет горючими слезами…» Она действительно плачет, потому что почувствовала себя взрослой, почувствовала свое женское предназначение. Это прощание с детством.

Все предыдущие стадии развития: оральная, анальная, фаллическая, эдипальная, латентная и пубертатная преодолены по всей видимости успешно. Наступила генитальная стадия развития. Между отцом и дочерью доверительные, нежные уважительные отношения. Отец, вернувшись от чудища, поговорил и со старшей и со средней дочерьми, но только младшая оказалась добровольно готова исполнить просьбу отца. Отец хоть и со слезами благославляет ее. Пришло время и мудрый любящий отец отделяет от себя повзрослевшую дочь, чтобы передать ее девственную и чистую другому мужчине, который предстает в образе зверя лесного, пообещавшему купцу : «Я обиды ей никакой не сделаю…» А для купца слова данное свято. И поверил родитель зверю лесному, чуду морскому, поскольку сам являлся честным купцом, давшим ему «слово честное купецкое и запись своей руки».

Надевая волшебный перстень ей на палец, он инициирует ее на взрослую жизнь, благославляет ее на самостоятельную жизнь, к которой она готова. «Благослови меня, государь мой батюшка родимый: я поеду к зверю лесному, чуду морскому, и стану жить у него… – Дочь моя милая, хорошая, пригожая, меньшая и любимая, да будет над тобою моё благословение родительское, что выручаешь ты своего отца от смерти лютой и по доброй воле своей и хотению идёшь на житьё противное к страшному зверю лесному, чуду морскому. Будешь жить ты у него во дворце, в богатстве и приволье великом… Горючими слезами обливает и кладёт на неё благословение своё родительское. Вынимает он перстень зверя лесного, чуда морского, из ларца кованого, надевает перстень на правый мизинец меньшой, любимой дочери – и не стало её в ту же минуточку со всеми её пожитками».

Как мы видим в последствии отец не ошибся в своей дочери. Она полностью раскрыла себя как женщина, иначе бы не случилось замечательное превращение чудовища в принца и счастливой свадьбы. Хочется мечтать, чтобы каждый отец, воспитывающий свою маленькую взрослеющую принцессу помнил о том, как важна его роль в формировании женственности, нарциссической наполненности, залога будущего счастья и ощущения необыкновенной важности исполнения своей женской судьбы в этой земной жизни.

Дарья Лукина, студентка 1 курса.

 

Раздел "Статьи"

   Другие статьи преподавателей и студентов института:

   Психоанализ сказки о мертвой царевне и семи богатырях

   Психоаналитическое понимание сказки про Колобка

   Эссе на тему сказки «Красная Шапочка», на тему сказки «Синяя Борода»

   Психоаналитическое резюме на аниме Pandora Hearts

   Проекции и контрперенос в работе с подростком

   Сравнение отношения ко Злу/Тени

   Эссе на сказку «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что»

   Психоаналитическая интерпретация сказки «Медведь – липовая нога»