Моник Бидловски* "Проблематика инцестуозных репрезентаций в клинике женской филиации**"

* - Исследовательская лаборатория Родильного дома Порт-Рояль, Psychopathologie de la périnatalité, Больница Tarnie, 89, rue d ’ Assa, 75006, Paris

** филиация - развитие чего-нибудь в преемственной связи, в прямой зависимости.

В последние годы, благодаря сотрудничеству психоаналитиков, гинекологов и акушеров, были проведены новые медицинские исследования. В данном контексте практикующими клиницистами было констатировано, что инцестуозные репрезентации регулярно наблюдаются при психических нарушениях. Жалобы пациентов касаются в первую очередь трудностей филиации: необъяснимое бесплодие, нарушения развития беременности, отмеченные психосоматическими инцидентами или сложности установления первых отношений с новорожденным.

Методологические рамки в участковой практике

Выходя из своих обычных рамок, психоанализ «изгнан» из своего контекста, в котором гарантируются условия для развития переноса, необходимого для использования интерпретации. Мы не станем здесь рассматривать в деталях сам метод работы [3, 4], но мы настаиваем на том, что абсолютно необходимо создание чётких рамок в условиях оказания общей медицинской и даже неотложной, помощи, и соблюдения, хотя бы, минимальных условий (место, регулярность, нейтральное отношение к свободным ассоциациям, правило абстиненции), способствующих развитию трансферентных отношений.

К тому же, идеализация и интеллектуализация профессионалами своего объекта исследования, человеческой филиации, зачастую создаёт препятствия на пути тонкого разпознавания феноменов. К примеру, таких, как чувства вины, связанные с беременностью и родами, чувства, ощутимые каждым будущим или новым родителем, и которые часто недооцениваются. Профессиональная защитная система, которую каждый склонен установить в своём рабочем кругу, нацелена на дезактивацию анксиогенного клинического материала, отрицая его аффективное содержание. Так можно объяснить ангелизацию новорождённого, столь часто декларируемое клиницистами.

Также, деятельность психоаналитика в медицинской среде требует от него особых психологических качеств: кроме теоретических знаний ему необходимо особое умение работать в команде. Эта работа часто бывает неблагодарной, так как отбирает много времени по сравнению с другими сотрудниками, работающими в больнице. В своей роли громоотвода тревоги для лиц, которыми он занимается, психоаналитик, своим присутствием, уже может способствовать повышению порога переносимости аффективных расстройств.

Эта деятельность также требует от практикующего способности к спонтанной эмпатии к беременности. Этому естественному чувству невозможно научиться, его невозможно преподавать и не всегда его можно встретить в родильных домах. Наоборот, беременная женщина, как любой креативный субъект, рискует вызвать зависть, и клиницисты не застрахованы от этого коварного чувства. Можно было бы даже сказать, что побег в слишком заметную нейтральность, выраженное спокойствие и объективность к этим женщинам часто являются явным проявлением отсутствия эмпатии у некоторых из них.

Кроме того, психиатр-психоаналитик должен обязывать себя к постоянному усилию по сдерживанию аффектов, вызванных в нем самом прямыми конфронтациями, которым он подвержен. На этом материнском поприще, богатом весьма сильными эмоциональными контактами, этическая проблема иногда встает очень остро. Часто нейтральность, гарантирующую объективность, трудно обеспечить. В акушерском кругу психоаналитик-практик должен выполнять контейнирующие функции; эта роль может вызвать массивный выход вытесненных содержаний, и наряду с этим появление у него самого интенсивных аффективных эмоций. Деверё [6] уже отметил, что основной элемент в науках о поведении и интерсубъективных связей образован контртрансфером.

Наконец, в среде акушеров, множество лиц, обеспечивающих уход, причастны прямым, семейственным или личным образом. Так, их тревога акцентируется, так же, как и их резистентность к психосоматическому подходу. Хотя она и оказывается выведенной из своего обычного контекста, психоаналитическая этика требует от практиков, как и от остальных, сдержанности и отказа включаться в беседы частного характера с медицинскими лицами из обслуживающего персонала.

Эта довольно длинная преамбула заостряет внимание на изоляцию и трудность работы на участке.

Речь идет о создании новой практики, психоаналитического типа, которая не является психоанализом, но с которым она органически связана. Известные предшественники также сделали себе имя на инновационных практиках - в педиатрии [11,12], в психиатрических учреждениях [10], в пенитенциарной среде [1].

Речь идет о том, чтобы создать с каждым пациентом необходимое пространство-время прежде, чем он будет в состоянии развить восприятие собственного внутреннего пространства; латерально, практикующему необходимо развить такое слушание, которое требует отказа от какой-то части себя в пользу другого и использования этой восприимчивой женской части. Человеческие ситуации, наблюдаемые в родильных домах, составляют самые болезненные ситуации, которые только можно наблюдать; избегать их означает избегание тревоги, через механизм контртрансфера.

Обращение к внутренней реальности, медленный, неуловимый и не поддающийся измерению, процесс и его отделяют световые годы от «ургентности», царствующей в медицине. Поэтому нейтральность, гарант объективности, должна уступить место, на практике, большей причастности, в терапевтических целях.

Инцестуозные репрезентации и психическое страдание при бесплодии

В то время как любая беременность сопровождается инцестуозными репрезентациями, чаще всего бессознательными, их фиксация a priori, их застой могут быть в отдельных случаях фактором бесплодия, как в следующем примере.

Молодой женщине 40 лет гинекологи порекомендовали обратиться за психологической помощью после повторной неудачной попытки ЭКО. Во время консультации она проявляет недоверие к психоанализу; она повторяет воспоминание, уже вписанное в медицинский анамнез, а именно, воспоминание о травматическом случае, который она считает причиной невозможной филиации, в которой она оказалась. Забеременев в 18 лет, ей пришлось сделать поздний аборт в Англии, сохранив воспоминание об этой «мясорубке». Намеренно пренебрегая чувством неотложности материнства, которое требовал ее возраст, я предложила ей ассоциативный метод работы в связи с этим воспоминанием и не очень частые, но регулярные встречи, уважая ее защиты. Целый год это ужасающее, злобное и бессмысленное воспоминание было ее единственной темой. Затем, в то время когда она заявила, что отказывется от материнства, появились и другие воспоминания, как и те, что были связаны с ее отцом, который развлекался, делая вид, что она его партнерша, когда ей было около 15 лет. Кстати, он и оплатил все расходы, связанные с абортом. Эмоции, вызванные мобилизацией этих инцестуозных воспоминаний, которые она так долго в себе таила, были очень сильными, и совпали с дебютом спонтанной беременности, на которую она уже не надеялась.

Психическая жизнь, подверженная испытанию беременностью и родами

Во время первой беременности для женской психики новость состоит в весьма интенсивном появлении инцестуозных тематик, отодвинутых с успехом в сторону во время отрочества, и, особенно в период продленного добровольного бесплодия, связанного с использованием контрацептивов, предшествующим первой беременности.

Во время беременности

Внутриутробное развитие активизирует репрезентации инцестуозной тематики. Появление фетальных эндосоматических ощущений застают врасплох каждую первородящую, хотя она их ожидает. Речь идет о совершенно незнакомых ощущениях. Иногда они могут быть оргастическими или вызывать эротические сны. Часто эти невыразимые ощущения могут быть распознаны лишь благодаря словесному обмену о них с другими, которые могут заверить их происхождение.

С другой стороны, психическое состояние молодой женщины постепенно меняется во время беременности, и характеризуется большой проницаемостью предсознательных психических репрезентаций.

Модификация обычной психики заключается в особой достоверности, в радикализме, напоминающем юность. В этом периоде, совпадающем с кризисом взросления, психическая прозрачность позволяет тому, кто вмешивается извне, ощутить – при условии необходимой свободы – реверии, мечты, фантазии, то есть историю, предшествующую рождению ребенка, ребенка, который, вероятно, станет ее носителем.

На протяжении всего процесса внутриутробного развития тела ребенка, в материнской психике беспрерывно скрещиваются два уровня: архаический уровень идентификации с материнским образом собственного ухода в начале жизни, и эдиповый уровень, богатый инцестуозными репрезентациями.

Фройдовская метафора перманентности следов минойской цивилизации под следами греческой цивилизации [8,9] черпает отсюда всю свою силу. Эта метафора отмечала значение материнской предэдиповой связи, предшествующей и лежащей под более поздней эдиповой конструкцией.

Релевантная для женственности вообще, эта метафора проясняет частичным образом психическую проблематику материнства.

Следы минойской цивилизации

Для беременной молодой женщины беременность и психическая прозрачность, сопутствующая ей, реактивируют память первоначал. Она придает ей актуальность, которой долгое время пренебрегали. Тогда, когда будущая мать, сейчас беременная, сама была хрупким младенцем, она познала чередование присутствия и отсутствия той, которая заботилась о ней. Бывший младенец почувствовал мало-помалу, благодаря этому материнскому ритму, непрерывность своего существования. Благодаря адекватному уходу за ним, он смог испытать опыт непрерывности собственной жизни, без которого он провалился бы в хаос.

Нынешняя молодая женщина, бывший младенец, смогла таким образом создать и сохранить хороший внутренний объект, метафорическая формула, означающая чувство непрерывности нежного и надежного материнского присутствия.

Благодаря особенной прозрачности психики, период беременности, несомненно, является единственным моментом в жизни, в котором внутренний объект имеет репрезентацию; более того, имеет объем, объем округляющегося живота, плода, который безжалостно толкает изнутри. Он составит ощутимую реальность. Кстати, ощущение его первых активных движений беременной женщиной действительно подает знак, что объект находится там; бодрствует он или спит, его невозможно забыть.

Внутренний объект не всегда одинаково хороший. Некоторые грудные дети могут столкнуться с хаосом во время недостаточного, нерегулярного или неадекватного ухода. Если в прошлом материнский уход, оказанный психическому существу в становлении, был интрузивным, внутреннему объекту, в таком случае, никогда нельзя будет оказать доверие, и он будет даже угрожающим. [11,12]

Давний младенец, а сейчас беременная женщина, будет снова испытывать конфликтное переживание этой близости с внутренним образом. Так, ребенок, который должен родиться, представитель внутреннего объекта, рискует быть ожидаемым с ужасом.

У одной молодой женщины было такое хаотичное раннее детство, и она не смирилась с прошлым образом матери. Забеременев, она ощущает вибрации, идущие изнутри ее самой, и ей снится: «ее мать была разорвана на куски, но изуродованное тело фактически стало телом младенца.» Без ретуши сновидение создает кошмарную метафору угрожающего, разрывающего и фрагментирующего внутреннего объекта.

Другой беременной женщине снится, что она «носит в себе белокурую девочку, которая плачет, и взывает о помощи»: точное воспоминание печального младенца, каким она сама была в прошлом.

Для молодой женщины беременность, похоже, является единственным моментом в жизни, когда внутренний объект перестает быть чистой метафорой; оживленный активными движениями плода, ощущаемыми внутри тела, он становится реальным. Единственное выражение этой необычной близости между молодой женщиной и внутренним объектом является ее молчаливая любовь. Все клиницисты отмечают безмолвие беременных женщин относительно ребенка, которого они ждут, по крайней мере, пока беременность протекает нормально, и нет никакой причины для беспокойства с медицинской точки зрения.

В случае, когда мы предлагаем беременной женщине встречу с психотерапевтом, она будет говорить на темы, далекие от этой безмолвной страсти. В конце концов, задеты будут все психически чуждые этой инвазии внутренним объектом темы. И, наподобии устаревшей монете, которая больше не в ходу, темы, некогда содержащиеся в тайне, могут быть широко обсуждены; это касается инцестуозных репрезентаций.

Появление следов древнегреческой цивилизации

Чуждые нового физического и психического условия – ожидание ребенка – забытые темы, как и репрезентации сексуального насилия или тайной любви, не подвергающиеся более цензуре, они могут высвободиться. Эти темы, до этого тайно инвестированные, теряют свою либидинальную нагрузку, из-за которой о них умалчивали. Старые истории и тайные фантазмы могут быть поведаны сейчас с легкостью. В сравнении с новизной такого события, каким являются беременность и страсть к внутреннему объекту, уже ничего не имеет значения.

Так, инцестуозная тематика появляется с лёгкостью, как в следующем примере.

Син забеременела от мужчины, которого любит. У него уже есть пятилетний сын. С начала беременности этот ребенок от другой женщины становится невыносимым. Вплоть до того, что Син добровольно решилась прервать беременность, чтобы снова обрести прошлое идиллическое состояние. Она охвачена чувством инцестуозной вины: мать другого ребенка – хотя и отсутствующая в действительности – стала вездесущей, а сексуальные отношения между Син и этим мужчиной оказываются под запретом. Массивное проявление инцестуозных репрезентаций, выраженных без всяких преград, связано с новым положением, созданным беременностью.

Эти инцестуозные эдиповые репрезентации гетерогенны, они отличаются от страстного состояния психики молодой женщины (вновь обретенная любовь к первоначальному объекту). Чуждые этому молчаливому нашествию, они, следовательно, не приняты во внимание. Они могут быть сообщены беспрепятственно во время первичного интервью. Таким образом, вытеснение связано с жестким ядром: с самой интимной связью мать-дочь, и инцестуозные репрезентации могут выставляться, освобожденные от контринвестиции, державшей их до этого в тишине.

Во время родов мы вновь открываем сосуществование двух психических движений, -- регрессивного и инцестуозного.

Долгое время страх, который вызывал у женщин роды, рассматривался, главным образом, в связи со страхом смерти, мобилизованным неминуемым

соматическим травматизмом, который они предполагают (5).

Несмотря на гарантии, которые предлагает сегодняшний медицинский прогресс, мифический страх сохраняется, многие молодые женщины еще продолжают мучиться тревогой. Этот страх может привести даже к панике, и вызвать чрезмерное требование общего наркоза или кесарева сечения.

Даже в самом удачном виде любые роды содержат толику физического насилия. Всякое женское существо потрясено разрывом и дилатацией, создающимися на пути, по которому должен пройти рождающийся ребенок. У млекопитающих, чьи родовые схватки аналогичны и которые, несмотря на это, можно предположить, что не ведают тревоги, роды равным образом отмечены мучительными усилиями и нестерпимой болью.

Благоразумный страх перед этим физическим потрясением при родах приобретает у многих женщин форму безрассудного беспокойства (5). Этот новый оттенок соответствует приливу на уровне сознания сексуальных запретов эдипового периода.

Так, одна молодая женщина сравнивала боль во время своих первых родов с ощущением давления на живот диких слонов, и зараннее требовала кесарево сечение при вторых родах. Тяжесть слонов была проиллюстрирована в книге, подаренной когда-то ей молодым дядей, в которого она была по-детски влюблена.

Другая, заберемевшая впервые, пришла для обычного осмотра в родильный зал, чтобы проверить все ли в порядке; но для нее родильное кресло ассоциировалось с картинами из фильма «Ночной портье», известного своими садомазохистскими репрезентациями!

Цепь бессознательных ассоциаций идей используют подобные окольные пути, чтобы выразить запретную любовь или тайное удовольствие, и актуализировать эти репрезентации во время родов.

У женщины, у которой начались роды, тревога, вызванная приливом в сознание репрезентаций, хранящихся обычно в бессознательном, может придать реальной физической боли невыносимость. Иногда отмечается интенсивный эмоциональный кризис, часто упреки адресованы врачу-акушеру или партнеру, чьё отсутствие оплакивается, или акушерке, которая воспринимается недоброжелательной или недостаточно внимательной. Так, эмоциональный кризис, через который проходит роженица, вызывает в её памяти взрослую пару, равнодушную к ее страданию, как ей кажется. Это часто сопровождается чувством стыда, связанного с регрессом сфинктеров в тот момент.

Экспульсия является наивысшим моментом. За несколько минут происходит радикальное и магическое превращение: живот, обитаемый таинством, перемежающимися сексуальными впечатлениями, превращается в уникальное тело и образ, в ребенка. У определенных женщин возникает реакция ужаса или отвращения, когда им кладут на живот мокрого, покрытого выделениями новорожденного. Вызванный ужас может быть скорее воскрешением отвратительного животного или даже члена насильника. Но как только происходит освобождение, ребенок отделен, очищен и облачен

в новую идентичность, забвение вновь входит в свои права. Новоиспечённая мать полностью сможет адаптироваться к новому существу. Рождение, таким образом, открывает связь совершенную и без всяких посредников; материнское тело срастается навсегда с воспоминаниями о новорожденном.

Спокойствие и безмятежность во время экспульсии как бы передают крепость психической резистентности к этим подземным толчкам. На противоположном полюсе глубоко помешанная женщина, давно госпитализированная, родит после несколько экспульсивных, почти безболезненных сокращений, тело младенца, живого, но для нее неодушевленного, словно инертная каловая материя. Глубокая пропасть создалась с давних пор между ней и любой живой репрезентацией. Врачи-акушеры получили те же результаты при наблюдении за родами молодых девушек, изнасилованных вражескими солдатами.

Очевидно, техника современного наркоза и тем более роды через кесарево сечение призваны уменьшить все эти неудержимые эмоциональные проявления, и предложить большинству женщин спокойно пережить экспульзивную фазу родов. Но чаще это происходит ценой определенного впечатления отсутствия, ирреальности, даже причудливости.

Под эффектом соматического травматизма, который предполагают родовые схватки, в самых обычных условиях, мало что из тайных инцестуозных репрезентаций было отфильтрировано и вскоре забудется, если все закончится благополучно. Но забвение словно рукопись, с которой стерлись первые письмена. И как говорит поэт: «Если что-то произошло и все, что стерто было, меж строк вернулось памяти изумленной …» 1

1 - Victor Hugo, Les travailleurs de la mer, Paris, Gallimard, 1980

После родов

Активное сексуальное измерение родов забыто: на руках своих родителей новорожденный ребенок такой же новый, как будто его принес аист! Интенсивная сексуализация предшествующих моментов стирается молниеносно. Ангельность, то есть возвышенность чувств родителей и окружающих их лиц может выразиться сполна.

Неразумные формирования материнского бессознательного покинут воображаемую сцену, чтобы обосноваться в повседневной жизни с новорожденным. Но наша память берет их себе на заметку, и быстро забытые пласты смогут вновь возродиться. В постоянных заботах, которыми мать будет окружать ребенка, будут далее разыгрываться сценарии в продолжении фантазмов и инцестуозных представлений, предшествовавших родам.

Так, младенец Карины появился на свет с легкой лобной гематомой. Вследствие этой доброкачественной опухоли у молодой женщины возник навязчивый и парализующий страх, что ей хочется ранить своего ребенка. Психотерапевтическая работа помогла ей справиться с этой импульсивной фобией. Она вспоминает о своем прошлом вызывающего подростка и о фиксации на втором муже матери, которого любила, и насилия, которого боялась. Постепенно, она смогла отличить настоящего младенца от тайной давней любви.

Незначительное обстоятельство (в этом примере шишка на лбу), бессознательно ассоциируясь со старой запретной инцестуозной фиксацией, может получить неожиданной оборот, непредвиденно окрашивая даже самые ожидаемые роды. Так будут раскручиваться комплементарные серии психических действий (7).

Если, к несчастью, роды протекают плохо и ведут к физической травме матери или ребенка, тогда вновь возникают условия для создания травматического невроза (2). В действительности, если обычные роды представляют собой соматическое испытание, тогда, когда появляются невзгоды физического порядка, существует риск, для молодой женщины, появления зияния в уже приоткрытой психической бреши к репрезентациям, инцестуозным из-за беременности. Через нее могут просочиться кошмары, типичные для травматического невроза.

Послеродовой травматический невроз

Хотя и редко, возникновение травматического невроза после родов (2) характерно и показательно в смысле значения инцестуозных репрезентаций, появляющихся в связи с самыми обычными родами.

Его клиника известна. Спустя нескольких месяцев после родов внезапно наступают депрессия, психическое пережевывание прошедших родов и повторяющиеся кошмары, которые не могут быть связаны с ассоциациями идей так, как это бы случилось в обычном кошмаре. Эти кошмары повторяют первоначальную травматическую сцену.

Если упростить психоанализ, то ошибочно могло бы появиться стремление квалифицировать как травматический любой насильственный акт связанный с родами (и таким образом открыть дверь процесса!). Все же роды со многими физическими проблемами могут остаться без психопатологических последствий и, наоборот, нормальные с медицинской точки зрения роды могут иметь непредсказуемо ужасающие последствия.

Психическая травма, в Фройдовском понимании, свидетельствует о том, что произошло увеличение либидинального возбуждения, а его снижение до обычного уровня не удалось.

Она делится на два периода: первая сцена, которая может быть создана первыми родами, ставшими травматическими потому, что из-за соматического насилия, некоторые репрезентации, нормальным образом вытесненные, были сохранены; и вторая сцена, которая вновь воскрешает первую какой-то ассоциативной чертой. Воспоминание о первой сцене вызывает прилив психического возбуждения в промежутке второй сцены. Психопатологические знаки появятся лишь при последующей беременности.

Следующее наблюдение ясно показывает это: У Генриетты первая беременность была тяжелой: акушерке пришлось обратиться к врачу-акушеру, чтобы он поработал щипцами и, к сожалению, этот клиницист споткнулся в конце экстракции. Не было причинено никакого повреждения ни ребенку, ни матери. Через несколько лет Г. снова беременеет, становится депрессивной, все время возвращается к первой беременности, и ее мучают кошмары. На протяжении этой новой беременности повторяющееся тревожное сновидение все время возвращает ее к этому воспоминанию из прошлого, сновидение ужасающей тональности: «врач падает», повторяет и повторяет ей сновидение.

Этот клинический случай иллюстрирует, к счастью, в редких случаях, какое место занимают инцестуозные представления на протяжении процесса родов, и каков риск психической травмы, вызванной их появлением.

В заключение хочется отметить, что вопреки интеллектуализации и особенно идеализации, которыми окружены человеческие роды, психоаналитик практик, работающий на поприще материнства, имеет возможность отметить решающую роль инцестуозных представлений, происходящих на протяжении этих событий.

Библиография

1. Balier C. – Psychanalyse des comportements sexuels violents. Une pathologie de l’inachèvement, Paris, PUF, « Le Fil rouge », 4e ed., 1998

2. Bydlowski M. – La dette de vie. Itinéraire psychanalytique de la maternité, Paris, PUF, « Le Fil rouge », 1997

3. Bydlowski M. – Je rêve un enfant. L’expérience intérieure de la maternité, Paris, PUF, Odile Jacob, 2000

4. Bydlowski V. – « Interventions psychothérapiques a la maternité », in C.Squires et D. Candilis-Huisman (eds), Nouvelles approches en psychopathologie périnatale (a paraître).

5. Deutsch H. – La psychologie des femmes. Étude psychanalytique, Paris, PUF, 1953-1955

6.Devereux G. – De l’angoisse a la méthode, Paris, Flammarion, 1980

7. Freud S. – Vorlesungen zur Einfuhrung in die Psychoanalyse, 1915-1917, GW, XI, фр. пер. Introduction a la psichanalyse, Paris, Payot, 1951

8. Freud S. Uber die weibliche Sexualitat, 1931, GW, XIV, « Sur la sexualité féminine », в La vie sexuelle, Paris, PUF, 1989

9. Freud S. – Die Weiblichkeit, GW, XV , фр. пер.« La féminité », в Les nouvelles conférences sur la psychanalyse, Paris, Gallimard, 1936

10. Racamier P.-C. – Le psychanalyse sans divan, Paris, Gallimard, 1971

11. Winnicott D.W. - De la pédiatrie a la psychanalyse, Paris, PB Payot, 1969

12. Winnicott D.W. – Les processus de maturati

Другие статьи по теме:

Натали Зальцман. Является ли инцест психоаналитическим понятием?

Жак Андре. Ложе Иокасты

Д. Марс. Случай инцеста между матерью и сыном

Д.Н. Хуизенга. Инцест как травма: психоаналитический случай

Раздел "Статьи"