Хайнс Кохут "Формы и трансформации нарциссизма" ч.1 (1966)

В теоретических исследованиях никто не ставит под сомнение тот факт, что нарциссизм (либидонозное инвестирование в самого себя) как таковой не является чем-то патологическим или крайне не приятным. Но несмотря на это, покидая область теории, мы сталкиваемся с восприятием этого явления в негативном ключе. Такое отношение основано на сопоставлении нарциссизма и объектной любви (а, конкретно, что он является более примитивной и менее адаптивной из двух форм распределения либидо). Такие взгляды базируются не на объективной оценке адаптивной ценности и стадии развития нарциссизма, а на неуместном вторжении альтруистической системы ценностей западной цивилизации.

Впрочем какими бы ни были их причины, эти оценочные суждения оказывают ограничительный эффект на нашу клиническую практику. Со стороны терапевта они могут вызывать желание заменить нарциссическую позицию пациента объектной любовью, пренебрегая, таким образом, более подходящей целью (трансформацией нарциссизма, т.е. перераспределением нарциссического либидо пациента и интеграцией примитивных психологических структур в зрелую личность).

В теоретических исследованиях также редко рассматривается вклад нарциссизма в здоровье (адаптацию, достижения). Эта тенденция оправдывается эвристическими причинами, так как исследование относительно безмолвных нарциссических состояний в равновесии является гораздо менее плодотворным, нежели тщательное изучение нарциссизма в состояниях нарушения. Безусловно, нарушения нарциссического баланса, к которым мы обращаемся в случае "нарциссической травмы", предоставляют нам особенно многообещающий доступ к проблемам нарциссизма. И дело не только в частоте, с которой они встречаются при нормальных и аномальных психических состояниях, но и в том, что они обычно легко узнаваемы по болезненному аффекту стыда и смущения, которые их сопровождают, и по их мыслительной (идеаторной) выработке, известной как чувство неполноценности или уязвленное самолюбие.

...

Антитезой нарциссизма является не объектное отношение, но объектная любовь. Если занимать позицию наблюдателя за социальным полем, то может показаться следующее: нарциссический опыт объектного мира может прятаться за видимым изобилием объектных отношений; а кажущиеся изоляция и одиночество человека могут оказаться тем местом, где царит богатство текущих объект-инвестиций.

В этом смысле хорошим примером является понятие первичного нарциссизма. Несмотря на то, что оно экстраполировано из эмпирических наблюдений, оно относится не к социальному полю, а к психологическому состоянию младенца. Оно включает утверждение, что ребенок изначально переживает мать и ее заботу не как "тебя" и "твои" действия, но в рамках такого взгляда на мир, в котором дифференция "Я-Ты" еще не установилась...

...первичный нарциссизм, однако, не находится в фокусе рассуждений относительно его дальнейшего развития в жизни человека. Хотя на протяжении всей жизни остается непосредственный остаток этой исходной позиции (базисный нарцисический тонус наполняет все аспекты личности), я хочу обратить ваше внимание на две формы, в которые он дифференцируется: нарциссическую самость и идеализированный родительский образ.

В процессе созревания из-за неизбежных травматических задержек в материнской заботе (которая сама по себе является необходимо несовершенной) в психике ребенка возникает давление и болезненное психическое напряжение, которые приводят к нарушению баланса первичного нарциссизма. Психическая организация ребенка пытается бороться с такими нарушениями путем построения новых систем совершенства. Фрейд ссылается на стадию развития ("очищенное удовольствие Эго"), на которой все приятное, хорошее и совершенное рассматривается как часть зачаточной самости, в то время как все неприятное, плохое, несовершенное рассматривается как "расположенное снаружи". Или - в противоположность этой попытке решения - ребенок пытается сохранить изначальное совершенство и всемогущество, наполняя ими взрослого (зачаточного "Ты").

Катексис психической репрезентации идеализированного родительского образа не может быть включен ни в рубрику нарциссизма, ни в рубрику объектной любви. Конечно, идеализация может быть описана как аспект нарциссизма (т.е. еще недифференцированного первоначального блаженства), когда совершенство и добродетель проецируются в материнскую фигуру. Та легкость, с которой репрезентация идеализированного объекта может на различных этапах его развития быть возвращена обратно в самость через идентификацию, является еще одним доказательством ее нарциссического характера. Тем не менее, включить идеализированный образ объекта в рубрику нарциссизма - значит рассказать только половину истории.

Во-первых, нарциссический катексис идеализированного объекта объединяется с особенностями истинного объекта любви. Во-вторых, либидо нарциссического катексиса само по себе претерпевает трансформацию. Таким образом появление идеализирующего либидо может рассматриваться как своего рода шаг в развитии нарциссического либидо и его дифференциации от (отдельной) линии развития объектной любви с ее собственными переходными фазами.

Хотя идеализация родительского образа является прямым продолжением исходного детского нарциссизма, когнитивный образ идеализированного родителя меняется вместе с созреванием познавательных способностей ребенка. Во время важного переходного периода, когда ребенок начинает признавать, что удовлетворение и фрустрация исходят от внешнего источника, объект попеременно появляется из- и вновь погружается в самость. Форма и содержание психической репрезентации идеализированного родителя, отличаются, таким образом в зависимости от этапа созревания когнитивного аппарата; они также находятся под влиянием факторов окружающей среды, которые влияют на выбор интернализаций и их интенсивность.

Идеализированный родительский образ частично наделен объектно-либидонозным катексисом, его идеализированные качества любимы как источник удовольствия, за который ребенок цепко держится. Однако, если психика лишена источников инстинктивного удовлетворения, она не будет мириться с потерей, но изменит образ объекта в интроект (т.е. в структуру психического аппарата, которая берет на себя функции, которые ранее выполнял объект). Интернализация, таким образом, усиливается из-за потери объекта.

И наконец необходимо подчеркнуть, что в контексте вышеизложенных метапсихологических соображений термин "потеря объекта" относится к широкому спектру опыта, начиная от смерти родителя, его отсутствия или прекращения любви (аффективной связи) из-за физической или психической болезни, заканчивая неизбежными детскими разочарованиями в ограниченных аспектах родительского образа или родительскими запретами на немодифицированные инстинктивные потребности.

Некоторые полагают, что термин "потеря объекта" не следует использовать для фрустраций, налагаемых образованием и другими требованиями реальности. Но если мы говорим о предпосылках для интернализации функций по регуляции влечений, то отличия имеют лишь количественный характер. Самый доброжелательный отказ от детской немодифицированной инстинктивной потребности (даже провозглашенный в форме позитивной ценности) все еще является фрустрацией, которая по-прежнему ассоциируется с невозможностью удержания специфического объект-катексиса. Таким образом, он может привести к интернализации и разрастанию психической структуры по регуляции влечений.

Уникальное положение Супер-Эго среди психических структур по регуляции влечений коррелирует с тем фактом, что ребенок должен достичь фазово-специфических де-катексисов своих инфантильных объект-репрезентаций в то самое время, когда катексис достиг пика своей интенсивности. Если мы применим эти соображения к нашей конкретной теме, мы можем сказать, что на протяжении преэдипального периода в норме происходит постепенная потеря идеализированного родительского образа, способствующая разрастанию матрицы Эго, регулирующей влечения, в то время как массивная потеря во время эдипова периода способствует формированию Супер-Эго.

Каждый недостаток, обнаруженный в идеализированном родителе, приводит к соответствующему внутреннему сохранению внешнего потерянного качества объекта.

Примечание Кохута - здесь сконцентрирован широкий спектр возможностей. Не только родительская болезнь или смерть, но также реакции родителя на болезнь маленького ребенка могут преждевременно и травматически разрушить идеализированный образ объекта и привести к фазово-неуместным, неадекватным, массивным интернализациям, которые предотвращают установление идеализированного Супер-Эго и позже приводят к колебаниям между поиском внешним всемогущих сил, с которыми человек хочет слиться, или к защитному усилению грандиозной концепции самости (не только преждевременное открытие родительской слабости, однако, может привести к травме в этой области; неспособность нарциссического родителя допустить ребенка к постепенному открытию своего несовершенства приводит к схожему травматическому результату. Предельное столкновение с родительской слабостью не может быть предотвращено, когда оно происходит, результирующая интроекция является массивной и патологической.

Например, ребенку удается солгать, и его ложь остается незамеченной. Таким образом, один из аспектов всезнающего идеализированного объекта оказывается потерянным, но при этом всеведение интроецируется как незначительный аспект матрицы Эго, контролирующей влечения, и как значительный аспект всевидящего ока (всеведения Супер-Эго). Это связано с фазово-специфической массивной интроекцией идеализированных качеств объекта, в рамках которой, как утверждал Фрейд, Супер-Эго должно рассматриваться как "транспортное средство для Эго-идеала". Или, выражаясь по-другому, Эго-идеал является аспектом Супер-Эго, который соответствует фазово-специфической массивной интроекции идеализированных качеств объекта. Тот факт, что идеализированный родитель был носителем исходного нарциссического совершенства и всемогущества, объясняет сейчас всемогущество, всеведение и совершенство Супер-Эго, и в связи с этими обстоятельствами ценности и стандарты Супер-Эго также переживаются как абсолютные.

Исходный нарциссизм ребенка проходит через обожаемый объект перед его ре-интернализацией, нарциссическое инвестирование как таковое поднято на новый уровень развития идеализации. Этим объясняется уникальная эмоциональная значимость наших стандартов, ценностей, идеалов, поскольку они являются частью Супер-Эго. Следует отметить, что то уникальное положение, которое занимают те из наших ценностей и идеалов, которые принадлежат к сфере Супер-Эго, определяется не их (переменным) содержанием (которое может состоять из требований бескорыстного, альтруистического поведения или требований эгоистического успеха и геройства), не их (переменной) формой (т.е.неважно являются ли они запретительными или дозволительными ценностями), но их происхождением и психической локацией. То есть дело не в форме или содержании этих ценностей, а в их уникальной особенности пробуждать нашу любовь и восхищение при накладывании задачи контроля влечений, которой характеризуется Эго-идеал.

Наша следующая задача состоит в рассмотрении нарциссической самости. Ее нарциссический катексис, в отличие от такового, используемого при инстинктивном инвестировании идеализированного родительского образа и Эго-идеала, удерживается в пределах ядра самости и не совершает шага в сторону объектной любви, который приводит к идеализации.

Эго-идеал преимущественно связан с контролем влечений, в то время как нарциссическая самость тесно переплетается с самими влечениями и их неумолимыми напряжениями. Рискуя прозвучать антропоморфно, мы можем сказать, что Эго переживает влияние Эго-идеала как чего-то, идущего сверху, а нарциссической самости - как идущего снизу. Или я мог бы проиллюстрировать свою точку зрения с помощью образов, которые относятся к предсознательным дериватам этих двух структур, и сказать, что человек возглавлен идеалами, но движим своими амбициями. И в отличие от идеализированного родительского образа, в который всматриваются с благоговением, восхищением, уважением и хотят быть похожим на него, нарциссическая самость хочет, чтобы на нее смотрели и испытывали восхищение.

Установление нарциссической самости должно оцениваться и как развитийно предопределенный шаг, и как развитийное достижение. Грандиозная фантазия, являющаяся ее функциональным коррелятом, также является фазово-специфичной и адаптивной (подобно переоценке власти и совершенства идеализированного объекта). Преждевременное вмешательство в нарциссическую самость приводит позже к нарциссической уязвимости, потому что грандиозная фантазия становится подавленной и недоступной для модифицирующий влияний.

Между нарциссической самостью и Эго-идеалом можно провести различия, исходя из их отношений с поверхностными слоями сознания. Эго-идеал имеет объектные характеристики, которые способствуют его доступности для сознания. При этом даже те аспекты нарциссической самости, которые лежат на поверхности, очень труды для интроспективного восприятия, потому что сама эта структура не имеет объектных качеств.

Как я уже упоминал, мы переживаем предсознательные корреляты нарциссической самости и Эго-идеала как наши амбиции и идеалы. Временами их трудно отличить не только потому, что амбиции маскируются под идеалы, но также потому, что в жизни бывают действительно счастливые моменты или периоды, когда амбиции и идеалы совпадают. Если метапсихологические различия приходится держать в уме, то отследить феноменологические различия значительно проще. Наши идеалы являются нашими внутренними лидерами, мы их любим и страстно желаем достичь их. Идеалы способны абсорбировать большое количество трансформированного нарциссического либидо и таким образом уменьшать нарциссическое напряжение и нарциссическую уязвимость. ...в общем, эго не переживает чувство нарциссического ранения, когда оно не может достичь идеалов, скорее оно переживает эмоции сродни тоски.

Хотя наши амбиции и производны от системы инфантильных грандиозных фантазий, они также могут стать оптимально сдерживаемыми, слиться со структурой целей Эго и достичь автономии. Однако и здесь можно различить характерный, генетически определенный психологический вкус. Мы движимы нашими амбициями, но мы их не любим. Если мы не можем их реализовать, нарциссически-эксгибиционистское напряжение остается неразряженным и становится запруженным, и в этом случае эмоция разочарования, которую переживает Эго, всегда содержит примесь стыда.

Если травматический натиск на самооценку ребенка подавил грандиозные фантазии (и из-за этого грандиозность нарциссической самости была недостаточно модифицирована), тогда взрослое Эго будет склонно колебаться между иррациональной переоценкой самости и чувствами неполноценности и будет реагировать нарциссическим унижением на срыв его амбиций.

Прежде чем мы сможем продолжить наше исследование взаимоотношений между нарциссической самостью и Эго, мы должны обратить внимание на две вспомогательных темы: эксгибиционизм и грандиозная фантазия.

Позвольте мне начать с описания взаимодействия матери с ее новорожденным ребенком из главы "Поклонение ребенку" из романа Троллопа "Барчестерские башни".

"Дидли дидли ... ду ... у кого это такие прекрасные ножки?" - произнесла восторженная мать.

"Он ... маленькая ... душенька, такая душенька; и у него самые хорошенькие маленькие розовые ножки во всем мире... Ну ... вы видели когда-нибудь такие? Мой непослушный ... Джонни ... ", - Он потянул вниз все мамины волосы. - "... самый озорной человечек." Ребенок кричал от восторга."

Это сокращенное описание достаточно обыденной сцены иллюстрирует внешний антураж, связанный с двумя важными аспектами детского психологического оснащения: эксгибиционистскими наклонностями и фантазией грандиозности.

Эксгибиционизм, в широком смысле, можно рассматривать как основное нарциссическое измерение всех влечений, как выражение нарциссического акцента на цели влечения (на самости как исполнителе), а не на его объекте. Объект важен лишь постольку, поскольку он приглашен для участия в нарциссическом удовольствии ребенка, приглашен, чтобы подтвердить его. До того, как установится психологическая сепарация, ребенок переживает материнское удовольствие всей своей цельной телесной самостью как часть своего собственного психологического оснащения. После того, как произошла психологическая сепарация, ребенок нуждается в блеске в глазах матери, чтобы сохранить нарциссическое либидонозное "напитывание", которое теперь имеет отношение к ведущим функциям и длительности различных этапов созревания. Таким образом, мы говорим об анальном, уретральном и фаллическом эксгибиционизме, отмечая, что у девочки эксгибиционизм на уретрально-фаллической фазе вскоре заменяется эксгибиционизмом, касающимся всего тела (всей внешности - А.Л.), взаимосвязанным с эксгибиционистским акцентом на морали и контроле влечений.

Эксгибиционизм ребенка должен постепенно стать де-сексуализированным и подчиняться его целенаправленной деятельности. Эта задача лучше всего достигается через постепенные фрустрации, сопровождаемые любящим окружением, в то время как различные явные и скрытые отвержения и баловство (и особенно их объединение и быстрое непредсказуемое чередование) являются эмоциональной почвой для широкого круга нарушений.

Несмотря на то, что результаты нарушенного развития сильно отличаются (начиная от тяжелой ипохондрии до мягких форм нерешительности, стеснительности), метапсихологически говоря, все они являются состояниями повышенного нарциссически-экзбиционистского напряжения с неполноценными или некорректными формами разрядки. Во всех этих состояниях Эго пытается заручиться участием объекта в экзбиционизме нарциссической самости, но после отказа (отвержения) объекта свободная разрядка нарциссического либидо проваливается; вместо приятного "напитывания" поверхности тела происходит неприятное покраснение, вместо приятного подтвеждения ценности, красоты и способности самости быть любимой (lovableness), переживается болезненный стыд.

Теперь обратимся к позиции, занимаемой грандиозной фантазией в структуре личности, и функциям, которые она выполняет.

Аспект нарциссической самости, связанный с влечениями, выражается в экзибиционистских нарциссических побуждениях; ее идейным (мыслительным) содержанием является грандиозная фантазия. Способствует ли она здоровью или болезни, успеху человека или его падению, зависит от степени ее де-инстинктуализации и уровня интеграции с реалистическими целями Эго. Возьмем, к примеру, утверждение Фрейда, что "человек, который был безусловным фаворитом своей матери, сохраняет на протяжении жизни чувство победителя, такую уверенность в успехе, которая часто приводит к натоящему успеху". Здесь Фрейд говорит об адаптивно ценных нарциссических фантазиях, которые обеспечивают устойчивую поддержку личности. Очевидно, что в этих случаях ранние нарциссические фантазии могущества и величия не противостояли внезапному преждевременному опыту травматического разочарования, но были постепенно интегрированы в ориентированную-на-реальность организацию Эго.

Теперь мы можем обобщить конечное влияние, оказываемое двумя основными дериватами исходного нарциссизма на зрелую психологичекую организацию. При благоприятных обстоятельствах силы, исходящие от нарциссической самости (нарциссические потребности личности и ее амбиции) постепенно интегрируются в сеть нашего Эго как здоровое наслаждение нашей собственной деятельностью и успехами и как адаптационно полезное чувство разочарование с оттенком злости и стыда из-за наших неудач и недостатков. И - аналогично - Эго-Идеал (интернализованный образ совершенства, которым мы восхищаемся и котороум стремимся соответствовть) может сформировать континуум с Эго как фокус для наших эго-синтонных ценностей, как маяк, здоровое чувство направления нашей дейятельности и занятий, как адаптивно полезный объект тоски и разочарования, когда мы не можем добраться до него.

Крепко катектированное, сильно идеализированное Супер-Эго поглощает значительное количество нарциссической энергии, чем уменьшает склонность личности к нарциссическому дисбалансу. Стыд, с другой стороны, возникает тогда, когда Эго не способно обеспечить надлежащую разрядку экзбиционистких потребностей нарциссической самости. Действительно, практически во всех клинически значимых случаях склонности к стыду личность характеризуется дефектной идеализацией Супер-Эго и концентрацией нарциссического либидо на нарциссической самости. Поэтому амбициозный, побуждаемый успехом человек с плохо интегрированной грандиозной самостью и интенсивным экзбиционистким нарциссическим напряжением наиболее склонен испытывать стыд.

Если давление от нарциссической самости интенсивно и Эго не в состоянии контролировать его, личность будет реагировать стыдом на неудачи любого рода (особенно если ее амбции касаются морального совершенства или внешнего успеха или, как часто бывает, вперемешку и того, и другого, поскольку личность не обладает прочной структурой целей и идеалов). Таким образом, при оптимальных условиях Эго-идеал и структура целей Эго являются лучшей защитой личности против нарциссической уязвимости и склонности к стыду.

В рамках поддержания гомеостазисного нарциссического равновесия личности взаимодействие нарциссической самости, Эго и Супер-Эго может быть описано следующим образом. Нарциссическая самость поставляет небольшие количества нарциссически-экзбиционисткого либидо, которые формируются в подсознательные сигналы нарциссического дисбаланса (подсознательные сигналы стыда) в то время как Эго пытается достичь своих целей, чтобы подражать внешним примерам и повиноваться внешним потребностям или тянуться к стандартам и сособенно к идеалам Супер-Эго (т.е. "к Эго-идеалу... чьи требования оно стремится выполнить для достижения больше совершенства" Фрейд).

Взаимодействие между нарциссической самостью, Эго и Супер-Эго определяет характерный аромат личности и является, таким образом, "пробным каменем" человеческой индивидуальности или идентичности.

У многих выдающихся личностей этот внутренний баланс, кажется, определяется в большей степени хорошо интегрированной нарциссической самостью (которая канализирует влечения), нежели Эго-идеалом (который направляет и контролирует их).

Черчиль, например, во все более разрастающихся масштабах повторял подвиг по высвобождению себя из ситуаций, из которых, каалось бы, невозможно никакое спасение с помощью обычных средств. Я не удивлюсь, если в глубине его личности было скрыто убеждение, что он сможет взлететь и таким образом выбраться оттуда, где обычное передвижение запрещено.

В своей автобиографии Черчиль описывает следующие события. Во время отдыха он играл с кузеном и младшим братом в игру, в которой они должны были его поймать. В то время, как он пересекал мост над оврагом, он оказался в ловушке своих преследователей, которые разделили свои силы (стали подбираться к нему с двум сторон моста - А.Л.). "...захват казался предрешенным", - писал он. - "Но в один миг внутри меня родился план"

Черчиль посмотрел на молодые ели внизу и решил прыгнуть на одну из них. Он вычислял, обдумывал.

"Через секунду я прыгнул", - продолжает он. - "Выбрасывая свои руки, чтобы обнять верхушку ели"

Прошло три дня, прежде чем он пришел в сознание, и более трех месяцев, прежде чем он поднялся с постели. Хотя в данном примере и очевидно, что движущая бессознательная грандиозная фантазия еще не была полностью интегрированна, борьба мыслящего Эго за выполнение завета нарциссической самости реалистическим способом уже включилась. К счастью для него и для вооруженных сил цивилизации, когда он достиг пика своей ответственности на государтсвенной арене его внутренне равновесие продвинулось.

>> Часть 2

 

 

раздел "Статьи"