Институт Психологии и Психоанализа на Чистых прудахФройд адаптированный для детей

Клод Смаджа «Отрицание недосформированности влечений»

LE DÉNI DE L'INACHÈVEMENT PULSIONNEL

Quelques remarques au sujet de l'observation

de Jean-Paul Obadia

Claude Smadja

«Revue française de psychosomatique»

2000/1 n° 17 | pages 85 à 90

Некоторые замечания к случаю "Постаналитическая драма"

 

Через две недели после расставания со своим аналитиком по завершении психоаналитического лечения, пациентка Патриция погрузилась в кому на два месяца и вышла из нее с параличом половины тела. Страдая повышенным давлением в течение многих лет, до начала анализа, она пережила разрыв аневризмы. Сепарация между пациенткой и аналитиком произошла по словам автора (Ж-П Обадья) с «обоюдным чувством успешного лечения». Резкое наступление столь серьезного заболевания ставит несколько проблем по поводу психоанализа: как с теоретико-клинической точки зрения, так и с точки зрения практики лечения. Я бы поставил три принципиальных проблематики:

Первая – по поводу психической организации Патриции. Она ведет к вопросу о качестве ее способностей к ментальной проработке своих влечений (ее «влеченческой» жизни), т.е. о том, что Пьер Марти называл ментализацией.

Вторая – о протекании трансферентно-контрансференциальных отношений и о интерпретативной активности аналитика. В какой мере эта последняя была увлечена – вплоть до детерминированности – психоаналитическим идеалом?

Третья – о работе горя и ставит вопрос о понимании того, как аналитическое лечение может позволить пациенту так же как и аналитику иметь переносимые условия для сепарации. Эти проблематики поддерживаются некоторыми концепциями психической каузальности. Уместноли полагать, что соматическое событие интегрировано в аналитический процесс? Что касается меня, я думаю, что любое событие, происходящее с пациентом во время аналитического лечения – будь то событие психическое, поведенческое или соматическое – должно быть понято в связи с аналитическим процессом: либо быть интегрированным в него, либо прервать его, либо ускользнуть от него по причинам, которые могут быть неизвестны психоаналитику.

К вопросу о ментализации

Когда Патриция впервые приходит к психоаналитику, она – молодая женщина - гипертоник, жалующаяся на психические и соматические страдания, с самого начала привлекающие внимание своей интенсивностью и долговременностью (давним началом). С момента смерти матери в ее подростковом возрасте, она страдает от диффузной, периодической тревоги, которые вызывают состояния разрушенности или отчаяния и шумную 1 болезненную симптоматику.

Перед встречей с ЖП Обадиа она уже пережила три психотерапевтических опыта, коротких и близких друг к другу по времени, что заставляет предположить как зависимость от психоаналитической помощи, так и способность Патриции психоаналитиков. За ее театральными и соблазняющими выступлениями скрывается постоянно присутствующее количественное 2 измерение ее психической экономии, которое периодически актуализируется в приливах эротического возбуждения.

Это развязанное количественное измерение, явно контрастирует с репрезентативной и фантазматической деятельностью, которая, по мнению автора, является подвижной и богатой. Этот контраст указывает на нерегулярность психического функционирования пациентки.

Из ее истории, рассказанной аналитику в ходе предварительных интервью, нам важно помнить два основных события: паралич ее матери, случившийся, когда пациентке было два года, что, вероятно, вызвало детскую депрессию, реактивировавшуюся в подростковом возрасте при потере матери, и личность ее отца, описанную как откровенно садистскую и эротическую.

Диагноз, поставленный автором после первых встреч с пациенткой, сводится в психоневротической 3 истерической организации, выстроенной вокруг кастрационного комплекса, который, по его мнению, является достаточно выраженным. Хотя он и подчеркивает наличие травматического ядра в психическом функционировании пациентки, он в основывает свой диагноз преимущественно на богатстве репрезентативной жизни и фантазиях обольщения и кастрации у Патриции. Следуя тексту автора, представляется возможным обсудить другой диагностический путь. Он состоит в развязывании влечений, которое открывает сильное напряжение возбуждения, разрядку в компортаментальном измерении (поведения), инфантильную депрессию продолжившуюся в латентной депрессии во взрослом возрасте, и в периодических наступлениях тревожных состояний и отчаяния, подчеркнутого недостаточностью нарциссической организации пациентки и могущей ориентировать диагноз скорее в направлении гипотезы пограничной организации, нежели организации психоневротической.

1 Шумная – т.е. связанная с влечением к жизни, в отличие от «тихой» работы влечения к смерти (здесь и далее примечания редактора).

2 В отличие от качественного измерения, которое выражается в репрезентациях.

3 В смысле невротической (а не пограничной или психотической), которая в фр. называется психоневротической

Сообщаемый автором ход лечения, говорит в поддержку этого диагноза пограничного состояния и позволяет оспорить истерические черты характера у Патриции, а также ее кажущееся богатство репрезентаций. Доминирующее впечатление, которое прослеживается в этом лечении,  это эротическое сверхинвестирование пациенткой своего аналитика. Это сверхинвестирование вписывается в некоторые фантазмы соблазнения, но не носит ли оно характер защитной сексуальности? Также его можно было бы интерпретировать как следствие развязывания влечений, мобилизующего развязанное либидо, стремящееся разгрузиться в поведении. Подобная ориентация сексуальности противоположна истерической психосексуальности, двигающейся в пределах психической драматизации и стремящейся реализоваться в любовных отношениях с объектами. Мы находимся в самом сердце нарциссического травматического ядра психического функционирования Патриции. Согласно этой гипотезе, соматическое и депрессивное разрушение матери, когда ребенку было два года, могло сформировать у пациентки настоящий комплекс мертвой матери, в том смысле, в котором его описал Андре Грин. Дезинвестиция первичного материнского объекта, создала в психике пациентки дыру, с которой она будет вынуждена отождествлять себя в ущерб ее будущим любовным отношениям.

Таким образом, проявления садизма, ненависти и репарации читаются в наблюдениях автора (Ж.-П. Обадиа). Из-за этой ранней травматической и нарциссической конъюнктуры Патриция была организована в соответствии с модальностями преждевременного (недосформированного) Эдипа, который раскрывается в преждевременном эротическом сверхинвестировании ею своего отца. Представления о сексуальной идентификации с отцовским персонажем изобилуют в рассказе о лечении. Таким образом, когда автор организует понимание речи пациентки вокруг истерических эдиповых фантазмов, он недооценивает реальный уровень психической проблематики пациентки, связанный с нарциссической потерей из-за с первичного дезинвестирования материнского объекта. С этой точки зрения, вся достигнутая эдипальная инфраструктура имела защитное значение в отношении глубокой и древней нарциссической раны.

Автор часто подчеркивает хорошее качество ментализации своей пациентки. Он опирается на богатство ее репрезенаций, на читаемость фантазмов соблазнения и кастрации, и на динамичную /текучую ассоциативную деятельность. Но не находимся ли мы перед ситуацией гораздо более близкой к сверхментализации, а вовсе не к ментализации? Сверхинвестированный поиск смысла отвечает на настоятельную необходимость контроля и направлена на контринвестирование травматической тревоги отчаяния. В "комплексе мертвой матери" 4 Андре Грин описал понятие потери смысла из-за раннего траура по матери. Пациентка прибегает к сверхинвестиции, чтобы вернуть смысл тому, что оказалось для нее лишенным такового. В этом случае репрезентативная деятельность пациентки может быть истолкована как имеющая защитную ценность и подчиняющаяся императивам, лежащим по ту сторону принципа удовольствия.

4 Андре Грин (1983) «Мертвая мать» в Нарциссизм жизни, нарциссизм смерти, Париж, Издательство «Éd. de Minuit», стр. 229 // Green A. (1983), « La mère morte », in Narcissisme de vie, narcissisme de mort, Paris, Éd. de Minuit, p. 229

Пьер Марти определял ментализацию, как преимущественно предсознательную деятельность, связанную с работой репрезентаций в двух измерениях, количественном и качественном. Для него критерии хорошей ментализации основывались на текучести репрезентаций, их доступности и постоянстве. Если мы придерживаемся этих критериев, мы можем согласиться с Жаном-Полем Обадией, считающим свою пациентку хорошо ментализированной. Однако с метапсихологической точки зрения важно оценить качество ментализации и по другому критерию. Работа репрезентаций и, следовательно, ментализации в рамках завершенной эдипальной психической организации имеет реальную функциональную ценность только в том случае, если она подчиняется принципу удовольствия-неудовольствия. Напротив, в организации влечений, которые не могут достичь завершения в работе по построению эдипа, работа репрезентаций может быть связана с требованиями, выходящими за рамки принципа удовольствия и отвечающими целям контроля над ранними травматическими ситуациями. В этих условиях кажущаяся хорошая ментализация будет иметь контрпродуктивное значение и должна толковаться со ссылкой на состояние развязанности влечений. Мы можем задаться вопросом, не вписывается ли репрезентативное богатство Патриции, по крайней мере частично, в эту структуру.

К вопросу о психоаналитическом идеале

Аналитическое лечение Патриции, как сообщается автором, вызывает чувство эротического возбуждения постоянного и разделяемого пациенткой и ее аналитиком. Климат взаимного соблазнения поддерживает это состояние возбуждения. Интерпретативная деятельность аналитика в основном находилась на эдиповом уровне вокруг кастрационной фантазии и, таким образом, лежала в основе концепции, которой он придерживается по поводу своей пациентки об организации влечений, дошедшей до своего эволюционного пика, т.е. до эдипальной организации генитальной фазы. По моему мнению, использование такой концепции предполагает, что аналитик, как и пациентка отрицает недоразвитость/недосформированность влечений, квалифицирующую ее психическое функционирование. Я ставлю вопрос о том, не основывается ли это отрицание на существовании у аналитика в конрпереносе психоаналитического идеала, ориентированного на идеальный завершенный или успешный Эдип, невзирая на травматические и нарциссические уровни, выраженные в различных состояниях развязанности влечений и, оставляя их таким образом, в тени, в частности – деструктивность, в работе ментального функционирования. И тот факт, что аналитик ссылается в своей интерпретационной деятельности практически только на кастрационный комплекс в его эдипальном варианте, похоже свидетельствует именно об этом.

К вопросу о работе горя

Появление, через две недели после расставания с аналитиком, внезапной соматизации позволяет предположить, что соматическое событие, о котором идет речь, является событием конца лечения. Это не постаналитическая драма, как пишет автор в названии, но как раз драма аналитическая. Здесь мы спросим себя, способна ли пациентка, после долгого девятилетнего лечения, отделиться от своего психоаналитика. Эта работа траура/горя должна толковаться в соответствии с трансферентными детерминантами, представителем которых психоаналитик являлся для пациентки, в кадре автоматического повторения воспроизводящихся последовательных утрат, последовавших за ранней утратой ее детских инвестиций. В связи с этим, неистовое соблазнение пациентки в адрес аналитика может быть интерпретировано, как постоянная попытка одновременно сохранить его живым, и при этом истощить его при помощи скрытого садизма, которым пропитаны эти соблазняющие демарши. Эта форма отношений с объектом-аналитиком повторяет травматические и ранние отношения с ее «мертвой» матерью. Разрыв этой связи, без достаточного анализа нарциссических проблем раннего дезинвестирования первоначального объекта и ее разжигания ненависти, равносилен разрыву проекции. Работа траура таким образом нарушается, и на ее месте, по мнению Мишеля Фэна, может возникнуть травматическое состояние.

Заключение

Этот краткий комментарий в дополнение к трудному лечению был направлен только на то, чтобы предложить другое прочтения материала, представленного автором. Такое прочтение позволило мне задать ряд вопросов, демонстрирующих до какой степени контртрансферентные представления, оживляющие понимание психоаналитиком его пациента, тесно связаны с техническими решениями, которые определяют его практику.

CLAUDE SMADJA

107, avenue du Général-Michel-Bizot

75012 Paris

© 2018 Перевод с французского Екатерины Юсуповой-Селивановой, под редакцией Л. И. Фусу

 

раздел "Статьи"