Марилия Айзенштайн "Случай Мадам О."

«Revue française de psychosomatiue» 2000/1 n° 17

Три точки зрения на психосоматическое исследование (первичное интервью).

В этом разделе представлены три различных подхода к одному клиническому материалу: консультации проведенной в ИПСО женщине, у которой появился рак, в конце ее аналитического лечения,

Эту консультацию обсуждают Кристоф Дежур (Christophe Dejours), Жерар Швек (Gérard Szwec) и Элен Труазье (Hélène Troisier). Комментарий каждого содержит:

- клиническое понимание данного случая,

- концепцию, на которую он опирается в теоретическом плане,

- представление о том, как следует организовать дальнейшее лечение.

Случай Мадам О.*

Консультацию в ИПСО проводила Марилия Айзенштайн (Marilia Aisenstein).

Мадам О. была направлена к нам уважаемым коллегой, который принимал ее частным образом в своем кабинете. Речь идет о женщине, 49 лет, которая выглядит едва ли на 40, грациозна, пухленькая (округлая) с красивой улыбкой и очень специфической внешностью – можно было бы подумать, что она метиска.

У мадам О. был рак сигмовидной кишки в июле 1997 года, пролеченный при помощи химиотерапии. По видимому, заболевание появилось в связи с окончанием классического анализа, продолжавшегося в течение 6 лет, а также в связи с различными актуальными семейными конфликтами, между ней и ее родственниками (ses parents). К тому же, она находилась в процессе смены работы (профессии). Мадам О. говорила о своем раке в прошедшем времени как о чем-то полностью пережитом; она думала, что это прошло и верила, что этот инцидент исчерпан. Ее гораздо больше беспокоил ряд одновременно протекавших заболеваний, которые имели место перед, в процессе и после химиотерапии, особенно два случая септицемии и одну пневмонию. Я ее спросила, что привело ее в анализ, и она вспомнила и описала достаточно серьезное общее плохое самочувствие. Она находилась в процессе расторжения брака, который она описала как «фиаско». Впоследствии у нее не было любовных отношений, она жила одна, чрезмерно много работала и любила то, что делала. Она очень инвестировала свой анализ, о котором говорила, что это было длинное и крайне страстное приключение, как в интеллектуальном, так и в эмоциональном плане. Она приняла решение остановить этот анализ в согласии с аналитиком, и думала, что некоторые симптомы, а также жизненные затруднения претерпели бесконечное улучшение (sic!).

Я задала уточняющий вопрос о ее горевании в связи с завершением анализа, и она, казалось бы ассоциативно, (но, вероятно, то была ложная ассоциация, индуцированная многими годами анализа), стала говорить о своей матери, умершей, когда ей (пациентке) было 6 месяцев. Мать скончалась от септицемии, отец оказался в 22 года с маленькой дочкой на руках, и немедленно поместил ее в приют. По-видимому, она оставалась в этом приюте до двух с половиной лет, когда отец, вновь женившись, забрал ее оттуда. Ей впрочем ничего не говорили об этом до 19 лет, и она не знала, что женщина, вырастившая ее, и которую она называла «мама», была на самом деле не матерью, а мачехой. Она узнала об этом неожиданно и в тягостной форме, оформляя официальные бумаги в ЗАГСЕ в процессе поступления в институт.

Она рассказала сцену, в высшей степени жестокую, как она увидела имя умершей женщины (своей матери) в книге семейных записей (в ЗАГСе), ее отец сказал: «ну, в общем, это так» и вышел из помещения. Она оказалась во власти отрицания, повторяя себе: «да ладно, это не имеет никакого значения, моя мать – та, кто меня вырастила», и ей потребовалось 10 лет на то, чтоб решиться пойти посмотреть на могилу своей биологической матери – где она впервые обнаружила фотографию матери, с которой она оказалась удивительно похожа. Она стала просить отца дать ей эту фотографию, он ответил, что есть только один экземпляр и что она перейдет к ней после его собственной смерти. У нее возникло чувство, что отец присвоил эту женщину, и не позволяет ей (дочери) иметь ее в качестве матери (вторгаться, несмотря на то, что это ее родная мать), что причинило ей сильнейшие страдания. Отношения с приемной матерью, оставались, впрочем, хорошими, несколько «слишком гладкими», сказала она. Та как бы пряталась за спиной у отца, отца авторитарного, не отменявшего никогда своих слов, и с которым Мадам О. в настоящее время находится в конфликте, поскольку он никогда не признаёт, что что-то может быть сделано не так, как он хочет.

Мадам О. рассказала далее о своей любовной жизни, про которую сказала, что это – «фиаско». Мы вместе поразмышляли о ее чрезмерном инвестировании психоанализа, который возможно несколько опустошил ее жизнь от других людей, знакомств и переживаний (эмоций). Она согласилась (признала), что это так и сделала замечание, показавшееся мне интересным, что анализ «был про душу и от головы», и что, возможно, для нее «тело перестало существовать в то время»). По этому поводу она сказала, что удивилась, когда во время недавнего прохождения вагинального осмотра у гинеколога, тот сказал, что обнаружил сухость слизистой, и что она полностью противится (сопротивляется) идее любого проникновения. По ее воспоминаниям, это не имело места, когда она была моложе, или когда она была замужней женщиной и имела сексуальную жизнь и приключения. Она спрашивает себя поэтому теперь о своем теле, про которое она как бы «забыла». И это пробудило в ней желание возобновить работу в ИПСО, потому что психосоматика - это такой способ «снова объединить и то и другое».

К вопросу о теле, она рассказала, что у нее всегда были проблемы с кишечником, с тех пор как она была ребенком. У нее были гастроэнтериты, диареи, бурчание в животе, в подростковом возрасте и в молодости у нее были спастические колиты. В течение анализа она часто и подолгу говорила об этих болях и проблемах с животом, которые всегда интерпретировались в символическом смысле и связывались с отношениями с матерью.

Мадам О. также рассказала проникновенную историю о своих попытках найти родственников по материнской линии. Ее отец не сообщил ей о происхождении семьи ее матери, и полностью отрезал ее от маминой сестры, с которой Мадам О. в результате едва успела познакомиться перед тем как та умерла. Их мать была родом из Венесуэлы, она приехала (во Францию прим. пер.) со своей матерью, двумя дочерьми (видимо: матерью Мадам О. и ее сестрой) и сыном. (То есть бабушка мадам О приехала со своей матерью (прабабкой) и двумя дочерьми (одна из которых мать), и сыном (дядей). Он (сын) давно умер. Мать матери умерла в 1948 г., а третий ребенок – сестра матери – и была тетка, которую Мадам О. совсем недолго знала).

Мадам О. – интересная женщина. Я не смогла заметить никакой оператуарности в ее речи. Я думаю, что она должна была иметь депрессивные состояния, но никогда не погружалась в оператуарное функционирование. Очень возможно, что анализ ей сильно помог в этом отношении, в то же время парадоксальным образом поместив ее определенную опасность. Я выдвинула гипотезу, что позитивный перенос (трансфер) на женщину-психоаналитика и слишком раннее окончание анализа привели к тому, что негативные и яростные (жестокие) движения остались за рамками анализа. Это вошло в резонанс с «отставлением в сторону», «отделением» от ее эротического и страдающего тела. Возможно, тут мы можем говорить о «нарциссическом срастании» в слишком идеализированном переносе, и, как следствие, - о развоплощении, делающем т.о. невозможным любое горевание.

На частную консультацию ее направила ее приятельница-психоаналитик, и она не хотела возобновлять аналитическую работу. Предложение IPSO и идея работы лицом к лицу (сидя), в которой она могла бы говорить о своем теле, показались ей очень важными. (Здесь отмечается различие между аналитической терапией в рамках и в помещении института, и приемом в кабинете у частного специалиста. Прим.пер.)

Она дала мне понять – и это меня насторожила – что несмотря на свое хорошее физическое состояние, в последнее время она постоянно чувствует сильную усталость и некоторый недостаток желаний. Я полагаю, что она находится в настоящее время в опасности эссенциальной депрессии, и это меня беспокоит в соматическом плане. Я рекомендую срочно начать аналитическую работу лицом к лицу. Я лично хочу высказать пожелание, чтоб аналитиком был мужчина, так как ее аналитиком в течение 6 лет была женщина.

Таким образом, на мой взгляд, она нуждается в ‘реанимировании’ лицом к лицу – ревоплощающем и ресексуализирующем, оживляющем движение соблазнения, о котором она, как мне кажется, совсем позабыла.

Марилия Айзенштайн. MARILIA AISENSTEIN 72, rue d’Assas 75006 Paris

Далее – см. комментарии специалистов по психоаналитической психосоматике:

- Кристоф Дежур «Выбор органа и «терапевтические» указания».

- Жерар Швек «К вопросу о тяжелой соматизации по окончании психоанализа».

- Элен Труазье «Комментарии»

раздел "Случаи из практики"