Андре Грин. Агрессия, феминность, паранойя и реальность

Cтатья французского психоаналитика Андре Грина "Aggression, Feminity, Paranoia and Reality" была опубликована в Международном журнале психонализа № 53 (1972), и позднее вошла в сборник статей А. Грина «Приватное сумашествие» (1986г.)

Согласно Фройду, агрессия - это внешнее выражение деструктивных влечений. Теоретически говоря, агрессия- это не то, что отличает пол. Тем не менее, ее природа и функция отсылают нас к вопросу ее специфического выражения в женской сексуальности. В противопоставлении с мужской сексуальностью интеграция агрессии в женской идентификации кажется для нас менее очевидной.

В мужской сексуальности, мужские идентификации подразумевают наличие агрессии, и в сексуальной функции и во многих других функциях, включающих торможение по цели и смещение влечений; также агрессия подразумевается у мужчин в социальной активности, такой как профессиональная конкуренция, спорт, игры и трагическая игра в войну. Конечно социальные изменения в нашей жизни включают все больше и больше женщин в социальную деятельность наравне с мужчинам. То, что женщины открыли социальную активность, которая ранее была закреплена за мужчинами, привело к угасанию в социальных аспектах вопроса разницы полов.

Однако, хотелось бы подчеркнуть, что подобное угасание интереса к этому вопросу соотносится с тем, на что указывал Фройд (1937) с отказом у обоих полов – а именно с отказом от феминности, присущей обоим полам.

Как с учетом этой феминности рассматривать то, что происходит с агрессивными влечениями у женщин? Этот вопрос может быть исследован в двух направлениях:

1. Противодействия эротических и деструктивных влечений;

2. Противоречия идентификаций, отражающих сексуальные различия.

Как могут женщины интегрировать свои агрессивные влечения, когда их либидинальное развитие не содействует вложению и смещению этих влечений?

Что случается в тех случаях, когда успешная интеграция агрессивных влечений блокируется?

Я не учитываю случаи мужественности, кастрирующих или фаллических женских субъектов, которых много изучают, однако у других женщин в меньшей степени пытаются распознавать агрессию. Я как раз интересуюсь этим вопросом. И планирую рассуждать об этом, учитывая:

1. Нарциссизм (роль вторичного нарциссизма в идентификациях широко известна);

2. Доэдипальные стадии с соответствующими им объектными отношениями.

 

Феминность и паранойя.

После заявления, что истерия близка к доэдипальному отношению с матерью, Фройд добавил, в своей статье по женской сексуальности: «в дальнейшем в этой зависимости от матери мы обнаруживаем ростки паранойи у женщин» (1931). Многие авторы после Фройда при изучении паранойи у мужчин также подчеркивали фиксацию на матери пр паранойе. По моему мнению, это важный фактор в мужской паранойе, который выстраивает два фронта борьбы у параноика: один фронт против феминности и другой против враждебности (к отцу). В этом случае, феминность и агрессия объединяются в таком радикальном отказе.

Фройд (1911) описывал механизм паранойи в случае Шребера в поразительном пассаже: «Мы можем утверждать, что длина шага обратно от сублимации гомосексуальности к нарциссизму – это измерение количества регрессивных характеристик паранойи» (1911). В своих «Письмах к Флиссу» Фройд уже наблюдал, что паранойя развязывает (распускает) идентификации. Психоаналитический опыт учит нас, что параноик сталкивается с такой же диллемой, как и истерик: «Кто я, мужчина или женщина?». Однако, в то время как, истерик вопрошает об этом в рамках вторичной идентификации, параноик же кажется, что задает этот вопрос в рамках первичной идентификации. Важно отметить, что этот вопрос не распознается, как специфический базовый отказ параноика от феминности. Этот вопрос возрождается, но в бреде пациента размывается в системе проективной идентификации, которая отрицает кардинальную важность этого вопроса.

Также, как и в истерии, нарциссические колебания у параноика могут выражаться деперсонализацией.

Надо отметить, что в истерии деперсонализация лишь временно искажает восприятие реальности, в случае же паранойи, в основном реальность искажается путем создания новой реальности с помощью бреда. Расщепление предполагает, что внутренний и внешний мир у параноика смешивается и расширяется до внешней реальности. Расщепление может касаться только значимой персоны: объекта бреда. В этом случае только части реальности, касающиеся объекта катектируются бредовой иллюзией, остальные же части реальности более или менее сохранны. Наиболее яркие примеры этого механизма искажения реальности, мы можем найти в эротомании и бреде ревности, в обоих случаях речь идет об исчезновении любви.

Исходя из нашего практического опыта мы знаем, что параноик очень интенсивно ресексуализирует социальные отношения, что подтверждает тот факт, что параноидные черты в основном демонстрируют те субъекты, которые гиперкатетировали социальные аспекты своей жизни. Параноик стремится полностью устранить зло; он хочет избавить мир от деструкции во всех ее формах; тем самым, он эффективно отрицает, отклоняет или отказывается (Verleugnung or Verwerfung) от своей собственной деструктивной агрессии. Он хочет быть наполненным только любовью. Исключая зло, он должен принимать все во имя любви и суверенного блага. Затем он встречает другого или других, и обнаруживает их зло и насилие. В этой месте и начинается конфликт параноика, если он пассивно примет их насилие, он будет разрушен, но если он упорно борется против насилия других, он должен использовать свою агрессию. Один из моих пациентов сказал, что, если бы была его воля, он бы заставил нацистов выращивать розы в концентрационных лагерях под угрозой расстрела. Целью его жизни было сделать слабость его высшей силой, и, таким образом, ослабить своего сверхсильного врага. Такие авторы как Бак (1946) и Малле (1966) подчеркивали, что параноик конвертирует свои деструктивные импульсы в мазохизм. В случае паранойи эффекты мазохизма распространяются и сочетают в себе все три описанные формы мазохизма: эрогенный, феминный, моральный (1924). Параноик сочетает моральный мазохизм (буквально и фигурально) и феминный мазохизм в форме, которая может быть названа, как предложил Малле, деградацией влечений- это процесс, отличный от регрессии и близкий по смыслу с дедиференциацией.

Эрогенный мазохизм, при этом у него обычно скрывается. При этом у перверсного мазохиста наоборот, и при этом первертный мазохист демонстрирует многие параноидные черты.

 

Внутренняя и внешняя ориентация агрессивных влечений

Вернемся к нашим рассуждениям о психосексуальном различии между мальчиками и девочками в развитии агрессии. Мы можем провести параллель между фактом направленности агрессии у мальчиков во вне, и тем фактом, что мужские половые органы размещаются снаружи тела. У женщин, половые органы размещаются внутри тела, что соотносится с разворотом агрессии у женщин на себя. Внутренняя ориентация агрессивных влечений у женщин, тормозящее удержание которых имеет для женщин множество последствий: среди прочих, внутренняя ориентация агрессии у женщин может быть представлена постоянной опасностью катектирования сексуального объекта другого пола, так как последний может угрожать ей разрушением и защитным усилением нарциссических катексисов подобных (собственного пола). И я остаюсь с вопросом только ли лишь защитный характер носят катексисы подобных объектов. На стыке этих двух катексисов обнаруживаются гомосексуальные катексисы: их роль первостепенна в построении вторичных идентификаций.

У женщин, различные пласты агрессивных влечений могут демонстрироваться и взаимосвязываться: отказ от женского и маскулинный комплекс, цепкое враждебное отношение к матери (смесь любви и ненависти) все это отсылает одновременно и к эдипальным и до-эдипальным уровням конфликта; и его экстремальная форма – зависть к материнской груди и ее созидательной силе (Кляйн, 1957). Эта форма зависти выражается отказом от идентификации с матерью, а связью с ней лишь с помощью проективной идентификации, и как результат – отчуждающая идентификация. Зависть к творческой способности материнской груди очень важна для формирования женщины, так как ее сексуальное предназначение – вынашивать ребенка.

Это не означает, что такой тип зависти не важен для мальчика; его желание иметь ребенка также очень интенсивно. Однако у мальчика, замещение и десексуализация этого желания ведет к маскулинной креативности, если это желание не парализуется конфликтом. Нельзя сказать, что женщине не доступна такого рода креативность, но этот путь сложнее для нее. Сверсильное желание иметь ребенка обнаруживается при паранойе (или психозе) или особенно при транссексуализме. Бредовая ипоходрия или бред отравления может пониматься также как замаскированное исполнение этого желания.

Отметим, что само сексуальное предназначение уже вписывает в тело девочки и женщины желание вынашивать ребенка. Широко известно, что чрезмерный контркатексис агрессии опасен для маленьких детей обоих полов: удержанная, интернализованная и обезвреженная агрессия ставит под угрозу объектные катексисы так, как обезвреженные деструктивные катексисы могут препятствовать развитию эротических катексисов, связанных с переживанием хорошего опыта или опытом с хорошими объектами. Также в решении этого конфликта, девочка сталкивается с трудностью: если агрессивные влечения свободно направить вовне, идентификация женщины оказывается в опасности быть поглащенной своей маскулинной частью (речь о двойной идентификации в Эдипе).

Мы приходим к идее, что феминность соотносится с крайне интенсивным катексисом внутрипсихического мира, обусловленным и фиксацией и защитными механизмами.

И мы не будем первыми среди психоаналитиков, кто отметит, что женская интуиция более развита, чем мужская.

Рассмотрим отношения между внутренней и внешней реальностью.

 

Внешняя реальность и внутренняя реальность

Неоднозначность понятия реальности в психоанализе обуславливает тот факт, что само слово используется для обозначения и психической реальности и внешней реальности. Для мира бессознательного, имеет место лишь первый смысл этого слова - смысл внутреннего мира с бессознательными фантазиями. Однако, для сохранения внутренняя реальность должна считаться с внешней. Преобладание принципа реальности защищает принцип удовольствия (Фройд, 1911), несомненно важно учитывать внешнюю реальность и психоаналитиком и анализандом. Действительно, предпосылки психоаналитического лечения состоят в том, что аналитическое поле ограничивается границами внутреннего мира и, что дополнительной аналитической реальности не следует становится источником главных опасностей для анализанда (как при психозе). В этой связи, Фройд отсылал к вытеснению реальности (1924). Что он понимал под этим? По нашему мнению, психотический субъект подчиняет восприятие (или различные типы восприятий) интенсивному контркатексису. Бион отмечал у психотического субъекта атаки на функцию связывания возбуждений, поступающих при восприятии реальности, ненавистной реальности, как внутренней, так и внешней, и борьбу против осознания. Бред – это попытка выстроить новую реальность. Мир параноика не лучше, чем наш мир, но как сказал Фройд, по крайней мере он может там жить.

Бред, психотический симптом заслоняет внешнюю реальность также, как невротический симптом покрывает внутреннюю реальность желания, происходящего из источника влечения. Бредовая нео-реальность может, как мы уже указывали, быть ограничена лишь одним объектом. Как только что-либо включает в себя объект, так сразу захватывается бредом, вопреки тому, как случается при шизофрении, при которой регрессия более глубока и массивна, и влияет на большую часть отношений с внешним миром. Объект параноика - гомосексуальный объект, объект того же пола, что и субъект. У женщины этот объект – мать или сестра. В этом месте мы обнаруживаем фундаментальное различие между мужчиной и женщиной. Для маленькой девочки первый объект либидинозной привязанности – это мать, будущий объект гомосексуальной привязанности. Для мальчика- первый объект либидинозной привязанности - это будущий объект гетеросексуальной привязанности. В Эдипе мальчик устанавливает первичный гетеросексуальный объект как объект своего желания, и после в пубертате, ему необходимо лишь эффективно сместиться к окончательному объекту путем идентификации со своим найденным позднее гомосексуальным объектом. Для маленькой девочки ситуация Эдипа потребует, чтобы она сменила свой первичный гомосексуальный объект, чтобы катектировать гетеросексуальный объект (Фройд, 1933). В фазе Эдипа сила ранней гомосексуальной привязанности к объекту противостоит более позднему катексису гетеросексуального объекта. После пубертата подобный конфликт снова повторяется. Все это подводит нас к мысли, что гомосексуальность латентная или сублимированная играет более важную роль у женщины, чем у мужчины. Мужская гомосексуальность может напрямую отсылать к проблеме кастрации в случае гомоэротического выбора объекта любви, подразумевая существование фантазии о наличии пениса у обоих полов. У женщины именно женская гомосексуальная фиксация на первичном объекте играет ведущую роль в случае гомосексуального выбора объекта любви. В переносе это отсылает нас к эротическому сопротивлению в переносе – пациентка женщина, которая говорит, что влюблена в аналитика мужчину зачастую воспроизводит материнский перенос, что ею самою неистово отрицается и зачастую этот перенос окрашен бредовым оттенком. Это широко известный факт.

Таким образом, мы можем провести параллель между бредовой нео-реальностью параноика, и параноидными отношениями дочери к матери. Такого рода отношения очевидно и неразрывно смешивают любовь и ненависть. Каждый раз любовь высказывается, а ненависть наоборот подавляется. Пациентка часто интеллектуально принимает интерпретации аналитика относительно материнского переноса, но немедленно добавляет: «Если бы Вы только знали, как действительно ужасно моя мать вела себя по отношению ко мне». Часть правды, спрятанной за эдиповым соперничеством соответствует тому, как бредовый пациент, который реально провоцирует к себе плохое отношение, на самом деле бессознательно враждебен сам. Преодолеть соответствующую ситуацию между матерью и дочерью определенно трудно, так как мы одновременно имеем дело со столкновением в отношении с первичным объектом и очертаниями вторичного нарциссизма, который питается чувствами схожести, подобия в репрезентативном движении в построении идентичности.

 

Инкорпорация объекта у женщины

В психоаналитических трудах уже достаточно продемонстрирован широко распространенный страх проникновения у женщин. Во время коитуса пенис помещается в определенное пространство. При этом женщиной проникновение может сознательно приниматься, но и одновременно может и аннулироваться из-за ее вагинизма или диспаурении, при которых спазмы или боль препятствуют принятию пениса или более глубокому проникновению (Бонапарт, 1951). Пенис в этих случаях символизирует нож.

Отказ поместить в себя пенис соотносится с двойным страхом: страхом за пенис и страхом пениса; первый страх – это страх повреждения или кастрации пениса (отца), второй страх-страх того, что пенис может ранить или разрушить внутренние гениталии и внутренность брюшины. Можно предположить, что анатомическое расположение женских гениталиев таково, что маленькая девочка представляет, что в ее теле связаны вагина и брюшина, которыми набухший пенис может быть проглочен. Эти же фантазии проявляются в страхе коитуса во время беременности, так как будто бы пенис может разрушить ребенка, проткнув его, и даже до наступления беременности может присутствовать страх, что коитус разрушает внутреннее пространство для вынашивания ребенка (будущее гнездо). Возможно, эти страхи отсылают к раннему возвращающемуся страху разрушения материнской груди, который учреждает повторение персекуторной тревоги и фантазийные атаки против тела матери (внутреннего пространства). Объектом атак младенца является креативная способность матери производить (молоко, кал, дети и т.д), атаки распространяются не только на саму способность матери, но и на то, что она производит. Таким образом, желание женщины иметь ребенка может служить для успокоения этих тревог и для попытки восстановления ее внутреннего пространства. Способность женщины выносить здорового ребенка может служить доказательством, что деструктивные агрессивные влечения нейтрализуется эротическим либидо. Тревога перед деструкцией- это не только страх перед разрушением, но также и желание разрушить и получить удовольствие. Следовательно, женщина должна столкнуться с сочетанием двух типов фантазий: фантазия о разрушении материнского тела (все девочки считают себя потенциальными матерями с самого раннего детства) и фантазией быть разрушенной самым желанным и устрашающим объектом – отцовским пенисом. Желание глубокого проникновения у женщины может признаваться интеллектуально в большей степени, чем это на самом деле принимается, и сопровождаться идентификацией с агрессором. Отделение от пениса после коитуса составляет дополнительную трудность; при этом потеря пениса и потеря груди могут полагаться идентичными в бессознательном.

Соответствующие трудности встречаются и у мужчин как результат их идентификации с женщиной (психотические, перверсные пациенты, случаи невротической гомосексуальности, случаи более или менее полной импотенции, преждевременной эякуляции, фобического избегания женщин или женоненавистничества, а также страх глубокого сексуального или эмоционального включения в отношения с женским объектом).

Таким образом женщины должны найти компромисс между страхом потери объекта, который может отсылать к переживанию утраты депрессивным путем (истерическая депрессия – действительно наиболее распространенная у женщин) и опасностью инкорпорации (помещения внутрь себя), которая генерирует персекуторную тревогу. В целом, средняя позиция может быть найдена между объектом, который слишком исключительно внутренний (интернализованный путем слияния или пожирающего поглащения) и объектом, который откровенно внешний (экстернализованный путем дезавуирования[1] или отказа) и, следовательно, утраченный. В этом свете концепция Джонса (1927) об афанизисе[2] нуждается в большем изучении и может иметь новое продолжение (Фройд, 1933).

 

Геракл, сидящий над пряжей у ног царицы омфалы[3]

Компромисс, в котором отражаются основные фантазии женской сексуальности может быть проиллюстрирован мифом о Геракле, который сидит над пряжей у ног царицы Омфалы. В этом примере мы можем обнаружить типичное женское желание, чтобы мужчина представал для нее в двойной роле: как защищающий и мужественный подобно отцу, и в то же самое время мужчина, который может быть для нее матерью. В этой роли мужчина феминизируется, но не слишком, так как, женщина хочет кастрировать мужчину, но лишь потому, что хочет обнаруживать его в любящей, материнской, успокаивающей и неопасной роле. В этом случае объект ни внешний, ни внутренний, но это как раз точка встречи внешнего и внутреннего объекта. Древние греки еще раз проявляют свою глубокую интуицию в создании мифов: «Омфала» соответствует омфаллосу, который означает и пупок и пуповину - одновременно и точка связывания и развязывания (Делкорт, 1955).

В переносе женщины-пациентки описанного выше типа, относятся к психоаналитику так, как если бы он был Геракл. Они заявляют, что он производит на них впечатление силы, власти, но все же они упрекают его в том, что он мог бы быть посильнее. Они могут затем чувствовать себя сокрушенными слишком большим удовольствием от фантазийного оргазма, особенно, если полагают, что удовольствие и сила способны разрушать все хорошие объекты, которые обеспечивают это удовольствие. В этой точке происходит сращивание всемогущей фаллической матери и отца, носителя сверхсильного фаллоса. Пенис при этом выступает как объект зависти, дающий чувство заполнения; вагина заполнена пенисом, матка заполнена ребенком, живот заполнен едой и голова знаниями. Однако, идеализация силы и абсолютной способности аналитика заполнять, может повлечь за собой риск невозможности находить вне анализа объект, который может его заменить. Фиксация на идеализированных родительских объектах (первичных или вторичных) предотвращает любые формы замещения, которое может позволить реальное удовольствие во внешнем мире. Пациент предпринимает попытку доказать аналитику, что он незаменимый. Этот тупик может быть преодолен, только анализом объекта (фиксация на отце) и анализом нарциссического объекта (фиксация на матери). Подобный перенос в работе с мужчинами пациентами, проявляет их женские тенденции. Это дилемма в работе с мужчинами описана как широко известный инвертированный Эдипов комплекс. Такой субъект либо должен быть пассивным объектом фаллической матери либо быть использованным отцом в коитусе. И если будет проанализирована лишь одна сторона этой диллемы, то важная часть конфликта будет упущена. Такая ситуация предрасполагает к рецидиву после окончания анализа. У обоих полов анализ женственности и агрессии должен быть проведен вплоть до самых глубоких слоев во избежании рецидива.

 

Роль фиксации на матери в женской сексуальности

Предшествующие размышления позволяют нам сформулировать гипотезу относительно центральной полемики в вопросе женской сексуальности: соответственны ли роли клитора и вагины в детстве. Одна сторона спора размещает клитор и вагину в оппозиции к друг другу (схематично можно представить этот спор как спор сторонников теории Фройда и теории Мелани Кляйн), другая сторона спора предлагает проводить различия между внешними и внутренними эрогенными зонами. Внешние эрогенные зоны- это клитор и малые и большие половые губы, тогда как к внутренним эрогенным зонам относятся внутренняя часть вагины и шейка матки. Сексуальное возбуждение производится пробуждением внешних эрогенных зон. Мастурбация маленькой девочки, скорее всего, внешняя и поверхностная. Но мы знаем, что в мастурбаторном удовлетворении учитывается и удовольствие органа, и удовольствие, полученное от фантазирования. Фантазии, сопровождающие ранние клиторальную и внешне вагинальную мастурбацию вновь оживляет следы орального опыта. Удовлетворение может, таким образом, ввести в игру как оральные фантазии, так и фаллические.

С другой стороны, внутреннее пробуждение эрогенной зоны требует глубокого проникновения. Мы полагаем, что раннее сексуальное удовлетворение стимуляцией внутренней эрогенной зоны крайне редко обнаруживается в ходе психоанализа, несмотря на то, что существует и противоположное мнение по этому вопросу (Шерфе, 1966); (Барнет,1966). Внутреннее вагинальное удовлетворение наталкивается на фантазии, относящиеся к анальной фазе по той причине, что оживляются фантазии о связи между вагиной и животом. Анальное отверстие задействуется в фантазиях о беременности и деторождении. Конечно, трудно распознать, что такое строго анальный вклад в деструктивную агрессию, описанную выше, поскольку оральные фиксации явно играют преимущественную роль.

Во многих случаях, кажется, что Фройд был прав говоря, (вслед за Лу Андреас Саломе), что «вагина берется взаймы у клоаки[4]» (1917), и что сексуальность маленькой девочки фалло-центричная. Однако следует добавить, вслед за Мелани Кляйн, что ранние оральные фиксации пронизывают инфантильную сексуальность маленькой девочки. В ходе либидинального развития, возбуждение клитора вероятно становится автономным, и следовательно зависть к пенису способна развиваться вместе с рядом «маленьких объектов», которые отделяются от тела: кал (деньги, подарки), ребенок, пенис. Тогда, когда девочка осознает, благодаря визуальному восприятию, что мальчик имеет пенис и что тело матери не имеет его, она сможет «войти в Эдипову ситуацию», по выражению Фройда (1933). То есть, постепенно она будет отказываться от фиксации на матери, чтобы конкурировать с отцом. Мы уже указывали, что работа горя в этом случае может быть затруднена. Так как имеют место как эротические катексисы материнского объекта (первый соблазнитель), так и агрессивные катексисы. На самом деле, это меньше относится к переживанию утраты, чем к смещению, переносу катексиса на отца, обладателя пениса; смещение катексиса происходит от внутреннего к внешнему.

Мы должны заявить еще одно: перенос агрессивных катексисов столь же жизненно важен, как и перенос эротических катексисов (1964). Это смещение катексисов на отца - утверждение (Шарфе,1966), основанное на исследованиях Мастерса и Джонсон[5], нуждаются в тщательной проверке и критике; нам ценны комментарии Джилеспи об этих исследованиях. Неучастие верхних двух-третьих части вагины в «задокументированном» в исследованиях оргазме не обязательно означает, что не будет какого-либо удовольствия в верхней части влагалища, некоторые признаки активного участия внутренней части в оргазме обнаруживаются при выделениях, припухлостях и сокращении шейки матки, и проявляется наиболее сильно во время беременности и мастурбации, и активное участие внутренней части вагины в оргазме незаменимо, в случае окончательного пост-пубертатного смещения катексисов на неродительскую мужскую фигуру.

Но первоначальные фиксации заставляют эту цепочку рваться на ее самом слабом звене. Начиная с Фройда, часто упоминалось, что после этапа, в течении которого муж или партнер истерички играют роль для нее отца - заменителя, наступает этап, в котором партнер начинает играть роль матери-заменителя (Фройд, 1931). Отношения к мужчине при этом отмечены сильной амбивалентностью: требования абсолютной любви, постоянного присутствия и ежеминутных эмоций связаны с постоянным неудовлетворением и открытой агрессивностью граничащей с завистью. Это зависть становится связанной с любым аспектом его жизни из которого женщина чувствует себя исключенной (профессиональная жизнь, друзья, досуг, и т.д.). Когда агрессивные факторы превалируют над эротическими катексисами отношения либо заканчиваются разделением либо ведут к установлению садомазохистического отношения, которое психоанализ часто не может ни изменить, ни преодолеть. Конечно, соучастие партнера-мужчины (обусловленное его гомосексуальными компонентами) способствует поддержке таких отношений. Можно сказать, то в таких случаях «психотическое» или «бредовое» отношение к матери носит гомосексуальный хаарктер. Эти замечания приводят нас к повторному рассмотрению вопроса о существовании или отсутствии специфических женских механизмов вины. Воспитательные функции, конечно, будут сталкиваться с этими механизмами, но стоит попытаться понять, может ли быть обнаружена характерная структура у женщин, обусловленная особенностями развития и трансформацией агрессивных влечений и их связью с нарциссизмом.

 

Фантазия и анатомия: сексуальная судьба

Мы уже обращались в этой работе к важности учета анатомических особенностей. Эти соображения редко берутся в расчет в психоанализе. Было заявлено, что различия в анатомии не предохраняют от существования идентичных фантазий у обоих полов (Видерман, 1967). Действительно, фантазия игнорирует анатомию таким же способом, как и психическая реальность игнорирует внешнюю реальность. Сведение разницы полов до разницы в анатомии определенно не плодотворно. Бессознательное, по-видимому, не учитывает анатомическую реальность, для детей любого пола предполагается, что существует только один пол: мальчики думают, что все люди имеют пенис и девочки думают, что все устроены также, как и они. Это длится до тех пор, пока мальчики не открывают, что у девочек отсутствует пенис, а девочки не открывают, что пенис существует. Это приводит к переоценке детьми их концепции различия между полами с учетом существования анатомии. Но такой подход к обоснованию анатомической разницы с учетом наличия или отсутствия пениса, конечно, не соответствует анатомической реальности. Хотелось бы дополнить этот фаллло-центрический подход к представлению разницы полов комментарием о сексуальном предназначении. В вопросе разрешения Эдипового комплекса, Фройд, перефразируя Наполеона, призывает вспомнить, что анатомия – это судьба (1924). Теперь мы находим с сексуальным предназначением сексуальную реальность наряду с внутренней и внешней реальностью. Мы наблюдаем насколько далеко может продвинуться фантазия и отказ от принятия реальности (транссексуализм – это пример глубины такого продвижения), но остается верным, что даже если чудеса хирургии могут изменить пол человека, невозможно изменить его сексуальное предназначение. Собственно говоря, перефразируя Марджори Брирли, мы можем сказать, что сексуальная судьба катектируется до того, как она будет воспринята. Перцептивные ощущения размывают эти катексисы и сексуальная судьба приобретается в противодействии с бисексуальностью. По ту сторону анатомии, найдена более глубокая истина, объединяюшая позитивные и негативные аспекты. Мужчина не может выносить ребенка, а женщина не может оплодотворять. Таким образом, анатомия усилит суть реальности вокруг, которой выстраивается фантазия по отношению к истине. При этих условиях анатомия рассудит в каком направлении требуется вложение катексиса: в сторону внешней разрядки у мальчиков, в сторону внутреннего вложения у девочек. Проблема при таком понимании, может рассматриваться на уровне принципа удовольствия. Идея сексуальной судьбы превосходит человеческий уровень понимания: у нас нет мнения относительно этой идеи. Но такое положение дел не спасает нас от создания фантазии, что мы можем изменить нашу сексуальную судьбу.

перевод Павловской Ольги, psyclinic.org.ua

 

Примечание переводчика:

[1] Аналогично термину Фройда «Verleugnung», который он использовал для обозначения специфического способа защиты, заключающегося в отказе субъекта признавать реальность травматического переживания. Он ввел этот термин в связи с комплексом кастрации, и этот термин противопоставляется Вытеснению и Форклюзии.

[2] Под «афанизисом» Джонс понимает полное исчезновение способности испытывать сексуальное наслаждение. Эта концепция тесно связана со страхом кастрации. Джонс считал, что страх перед афанизисом является одной из основных причин любого невроза.

[3] Миф о Геракле: Очарованный царицей Омфалой Геракл позабыл о своей мужественности и сложил у ног царицы дубину и львиную шкуру и облекся в женские одежды. Вместо прежних тяжелых работ ему приходилось теперь сидеть над пряжей в кругу рабынь и угождать прихотям любимой госпожи.

[4] Клоа́ка - расширенная конечная часть задней кишки у некоторых позвоночных животных, куда впадают выделительные и половые протоки мочеполовой системы.

[5] William Masters and Virginia Johnson американские гинекологи, которые в 60-ых годах, проводили клинические исследования человеческой сексуальности, в которых они сконцентрировались на физиологических процессах в теле в момент оргазма.

 

Литература

BAK, R. C. 1946 Masochism in paranoia Psychoanal. Q. 15:285-301

BARNETT, M. C. 1966 Vaginal awareness in the infancy and childhood of girls J. Am. Psychoanal. Assoc. 14:129-141

BION, W. 1967 Second Thoughts London: Heinemann. BONAPARTE, M. 1951 Sexualité de la femme Paris: Presses Univ. de France. DELCOURT, M. 1955 L'oracle de Delphes Paris: Payot.

FREUD, S. 1911a Psycho-analytic notes on an autobiographical account of a case of paranoia S.E. 12

FREUD, S. 1911b Formulations on the two principles of mental functioning S.E. 12

FREUD, S. 1917 On transformations of instinct as exemplified in anal erotism S.E. 17

FREUD, S. 1918 From the history of an infantile neurosis S.E. 17

FREUD, S. 1924a The economic problem of masochism S.E. 19

FREUD, S. 1924b The dissolution of the Oedipus complex S.E. 19

FREUD, S. 1924c The loss of reality in neurosis and psychosis S.E. 19

FREUD, S. 1931 Female sexuality S.E. 21

FREUD, S. 1933 New introductory lectures on psycho-analysis Lecture XXXIII: Femininity.S.E. 22

FREUD, S. 1937 Analysis terminable and interminable S.E. 23

GILLESPIE, W. H. 1969 Concepts of vaginal orgasm Int. J. Psychoanal. 50:495-497

JONES, E. 1927 The early development of female sexuality Int. J. Psychoanal. 8:459-472

KLEIN, M. 1957 Envy and Gratitude London: Tavistock Publications.

LUQUET-PARAT, C. J. 1964 Le changement d'objet In J. Chasseguet-Smirgel (ed.), Recherches nouvelles sur la sexualité féminine Paris: Payot.

MALLET, J. 1966 Une théorie de la paranoia Rev. Franç. Psychanal. 30:63-68

SHERFEY, M. J. 1966 The evolution and nature of female sexuality in relation to psychoanalytic theory J. Am. Psychoanal. Assoc. 14:28-128

VIDERMAN, S. 1967 Remarques sur la castration et la revendication phallique L'Inconscient no. 3 59-90

 

раздел "Статьи"