Психоаналитическая интерпретация сказок
"Красивая жена",
"Карлик нос" и "Медведь – липовая нога".
Анализ сказки Красивая жена. Выбор данного произведения обусловлен его юмором (и, если брать начало, то современной распространенностью). Цитаты выделены.
“После свадьбы Чжан совсем перестал работать <...> дома сидит, молодой красавицей женой любуется <...> из-за жены обо всём на свете забыл.”
В общем-то, тут анализировать нечего: нашёл объект - больше ничего не надо. Такой инфантильный герой у нас. Это даже не про “нашёл первичный объект”, потому как по сказке жена ждёт от него действий (то есть не является матерью-опекуном, задатки отношений соответствуют ожидаемой норме), она “стала корить мужа”, что он днями только дома сидит. Тут-то мы и понимаем мотивацию анально-инфантильного парня: “уйду, а она с другими любезничать станет” (анального - потому что мотивации для таких мыслей нет в предыстории ситуации).
Далее случается столкновение с реальностью. Пока он так сидел - сам не ходил, её не пускал - жить стало не на что, и приданое всё распродали и заложили. “... понял, что они с голоду умрут, если завтра же он не заработает на хлеб. Рано утром <...> пошёл в соседнюю деревню искать работу”. Казалось бы, его патология вот-вот разрешится, достаточное погружение в подобную рутину убедит его, что всё в порядке, и они смогут жить нормально. Но не так всё просто, сказка ведь. По пути на заработки он встречает старика и, спрашивая дорогу, жалуется, что оставил такое сокровище дома, называя себя “несчастный человек” (тоже, к слову, интересная особенность, не позволяющая ощущать здоровое счастье, когда все необходимые для него факторы налицо, поскольку счастье патологических требований является единственно видимым). Попутчик предлагает идеальное для нашего героя решение - “а ты посади жену в бутылку, уж чего проще!”, и тут же даёт волшебную бутылку. Герой, как и следовало ожидать, “весело напевая, поспешил домой”. Столкновение с реальностью на необходимом уровне не произошло.
Естественно, какое-то время наш Чжан ходит зарабатывать, беря с собой жену в бутылке. Можно, наверное, развить тему, что попадает она туда, когда он на неё смотрит и дует в горлышко бутылки, находя тут и фалличность, и гомосексуальность, и оральность, но это было бы лишними домыслами. У него всё хорошо, “успокоился Чжан, теперь никто его жену не увидит”. Полное впадание в идеальную патологию.
Казалось бы, пора задуматься о том, почему она безвольна, или почему с ней так обращаются, но не тут-то было. В определенный момент Чжан ушёл в баню, оставив жену дома. Естественно, велел ей никуда не отлучаться. Естественно, хоть куда-то отлучиться ей было необходимо (как-никак личное пространство никто не отменял), и она убегает стирать бельё. В его рубахе она нащупала волшебную бутылку и удивилась, что он не взял её с собой. По этому поводу тоже интересно, но мне не видится разумного объяснения - настолько анальный человек не должен был так легко упустить из виду такую важную деталь; с другой стороны, он уже в идеальном мире и может простить себе несколько неосторожностей. Так вот, тут жена приметила “что на другом берегу красивый юноша стоит, на неё смотрит <...> поглядела на него красавица, застыдилась, голову опустила. Нечаянно дунула в бутылочку (да, смешно с точки зрения возможностей анализа, но не имеет фактического отношения к данной ситуации), глядь - молодой человек пропал”.
Идиллия продолжается ровно до следующего дня. Герой так же задул жену в бутылку (третий раз можно подумать на тему этой бутылки, теперь как аддикцию, но не стоит) и пошёл в поле. Вернулся он домой, опрокинул бутылку - а перед ним “рядом с женой прекрасный юноша стоит”.
Что же было дальше? Наверное, кульминация важнее всего, но сказки зачастую многое оставляют додумывать самим, развивая самоанализ (который является, по словам Фройда, основой психоанализа). Но концовка вас удручит.
“Как мог юноша в закрытую бутылку влезть? А ведь правда, как ни стереги, не убережешь молодую красивую жену!”
Сказка Карлик нос начинается с ситуации семьи, где ребенок является нарциссическим продолжением матери. На данный момент отец у него отсутствующий, и ему только и остаётся, что ходить повсюду за мамой в свои 12 лет. Она работала на рынке, где наш герой служил носильщиком и привлекал покупателей своей красотой.
Как-то раз к ним заявилась ужасная старуха, которая всё ругала. Мать героя “все больше и больше боялась этой старухи”, но “не могла сказать ей ни слова - покупатель ведь имеет право осматривать товар”. В сказках стоит говорить о том, что негативный женский образ в виде ведьм и аналогичных персонажей представляет собой негативную материнскую фигуру. И мальчик активно противостоит ей, ругая старуху со словами “Эй ты, бессовестная старуха! <...> Да не тряси ты так противно головой!”, ставя границу между хорошей и плохой матерью. Фактическая мать же, даже понимая негативное её воздействие на своего ребёнка (“Не говорите мальчику таких глупостей!”), не в силах пересилить своё желание выглядеть хорошей в глазах остальных. Поэтому, когда старуха просит помощи отнести покупки и мальчик плачет от нежелания, “мать строго приказала ему слушаться - ей казалось грешно заставлять старую, слабую женщину нести такую тяжесть”.
Они доходят до дома старухи, где “старуха сразу перестала хромать”, подтверждая образ плохой матери обманом. Там она символически кормит его волшебным супом, причём “ничего лучше этого супа ему еще не приходилось пробовать” (читай - молоком матери), после чего он видит волшебный сон. В этом сне он в образе белки (то есть, обезличен) прислуживает старухе 7 лет, пока не находит случайно волшебную траву. Понюхав её, он “просыпается” и спешит к матери. Мать его прогоняет, потом его прогоняет отец, и, только увидев себя в зеркало, наш герой осознаёт свой образ безобразного карлика (хотя, бежав к матери и потом к отцу, трудно не заметить свои же конечности). Ноги у него маленькие, шеи вообще нет (то есть, опора у него отсутствует), а руки с длинными пальцами и нос огромные. Был он символическим фаллосом матери (все его хвалили, она - особенно), а стал фактически образно его передавать. Цирюльник предлагает ему работать зазывалом, но наш герой не хочет быть пугалом, и убегает ночевать в церковь после ещё одной неудачной попытки объясниться с родителями.
Наутро он придумал план действий. Научившись хорошо готовить за время службы у старухи, он решается идти во дворец к местному правителю (герцогу), чтобы стать поваром. Над ним смеются, но он с блеском проходит испытание, и его принимают на работу. Это служит началом садо-мазохистических отношений (хотя это раскрывается позже) между ним и герцогом. Сначала эти отношения выглядят идеальными - несмотря на то, что раньше герцог частенько ругался и наказывал поваров, нашего героя все только хвалят.
Проходит два года. Карлика Носа уже все узнают как лучшего кулинара при дворе. Таким образом, принятия как личности он добиться не смог, получилось только принятие как профессионала своего дела. В один день на рынке он покупает гусей, и одна гусыня просит её не убивать. Они сближаются на основе “товарищей по несчастью”; она верит ему, что он не карлик и был белкой, а он верит ей, что она заколдованная дочь великого волшебника.
К герцогу в гости приезжает князь, известный лакомка. Герой успешно справляется со сложными кушаньями, пока наконец с него не требуют незнакомый ему пирог. Он тут же расстраивается, но гусыня припоминает рецепт. Князь говорит, что пирог не такой вкусный, как он привык, потому что в нём не хватает какой-то травы. Герцог на это обещает украсить стену дворца головой карлика, если завтра же пирог не удовлетворит гостя, и герой убегает к гусыне снова. Гусыня говорит, что помнит, но им надо идти искать вместе. Когда они находят нужную траву, Нос вспоминает, что это та же трава, которую он нюхал во сне, и нюхает её. Колдовство рассеивается, и он, уже в перевернутой, садистической позиции по отношению к герцогу (до этого ему угрожают расправой, а теперь он сам “наказывает”), сбегает вместе с гусыней и частью заработанных денег к её отцу. Её отец расколдовал дочь-гусыню и “дал Якобу много денег и подарков”. Герой, вместо того, чтобы сыграть ожидаемую читателем свадьбу, “немедля вернулся в свой родной город. Отец и мать с радостью встретили его - он ведь стал такой красивый и привез столько денег!”
Вообще, сказка получается с печальным концом. Можно её рассматривать как параллель расщепления - с одной стороны реальный мир с родителями, для которых он нарциссическое продолжение (с матерью понятно, а отец, хотя сначала отсутствует, в конце радуется именно красавцу с деньгами. и когда герой предстаёт перед ним в образе карлика жалуется, что “И в ремесле уже кое-что смекал, и красавец был писаный. Он бы уж сумел приманить заказчиков, не пришлось бы мне теперь класть заплатки - одни бы новые башмаки шил”). С другой стороны, мир старухи - плохой матери и герцога - супер-эго.
В самом конце упомянуто, что из-за побега из дворца развязалась война. Так, вернувшись к своим первичным объектом (а ему на этот момент примерно 21-22 года), его супер-эго взбунтовалось. Но был достигнут мир. Печально.
“Вот и вся история о Карлике Носе”.
Студент 1 курса, Vadim Korostiev-Rykov
Жили-были старик со старухой. Они репку посеяли на поле. Вот и повадился медведь репу-то воровать.
Старик пошел смотреть репу: много нарвано ее да набросано. Старуха-то и говорит: «Кто же это нарвал? Люди? Дак унесли бы! Поди-ка ты, старик, карауль репу!»
Старик и пошел караулить на ночь; лег под зарод. Вот и пришел медведь и рвет репу-ту. Нарвал беремя, да и потащил за огород. (Репа-та хрупкая была). За огород как перескочил, старик набежал, бросил топором, да и отсек лапу медведю. Топор бросил тут, а сам убежал, спрятался.
Медведь ушел на трех лапах, а старик вылез, взял медвежью лапу, да и унес домой. Унес домой, ободрал ее, да и варить поставил - есть хотел. «А шерстку-ту отдал старухе: «На», - говорит, - старуха, опреди медвежью-то шерстку - пригодится!»
Вот старуха села прясть. Медведь сделал липовую ногу да идет; а нога та поскрипывает: студено было. Вот медведь идет да и говорит:
Скрипи, скрипи, нога,
Скрипи, липовая!
Все по селам спят,
По деревням спят;
Одна баба не спит -
На моей коже сидит,
Мою то лапу варит,
Мою шерстку прядет!
Старуха-то учуяла это, да и говорит: «Поди-ка ты, старик, запирай двери: медведь идет». Старик вышел на улицу, да и говорит медведю: «Медведюшка-братанушка! Ты возьми верхи, а мне отдай низы!» - «Ладно!» - медведь говорит: он не знает толку-то в репе, не понимает ничего. Старик стаскал домой репу-ту, а медведю оставил одну нетину.
Вот старик хлеб жать пошел. Медведь и пришел к нему на поле-то: «Нет, - говорит, - старик, отдай мне теперь низы, а верх себе возьми! Не сладко!» Вот старик и говорит: «Возьми, медведушка! Возьми, братанушка! Да тогда неси исподь-от, как обмолотим».
Как обмолотили, медведь и сносил к себе в берлогу солому-ту, а хлеб-от старик домой привез.
Я предположила, что в данной сказке разыгрывается сценарий положительного Эдипа.
Сказка начинается с фразы: «…жили-были старик со старухой…», т.е. мы можем предположить, что жила обычная полная семья, в которой есть и отец и мать. И сажали они (старик со старухой) на своем огороде репу. З. Фройд в своей теории психосексуального развития обращался к мифам. Поэтому я тоже позволила себе немного поразмышлять на тему значения символа «Засеянное поле /огород» у древних славян и обнаружила, что его относят к трипольской культуре протославян (5 – 3 тыс. до н.э.) С неолитических времён по настоящее время идеографическое значение этого символа не изменилось – «здесь мы видим тот самый комплекс, который выражался в древней Руси понятием «роженицы» – покровительницы как рождаемости, так и урожайности». И если мы предположим, что старик со старухой засеяли поле репой, то видимо, речь идет о родительской спальне и первофантазме: откуда рождаются дети?
И вот тут в сказке появляется еще один персонаж – медведь. Я предположила, что это их непослушный, непоседливый ребенок, которому настолько любопытно интересно, что же происходит за закрытой дверью спальни родителей, что он повадился туда забираться и воровать репу (даже не воровать, а просто раскидывать). Видимо, речь здесь идет о том, что маленький мальчик постоянно по ночам просится в родительскую постель к матери. И здесь важно обратить внимание на то, что матери это нравится, так как медведь повадился воровать репу, а значит, мать не справлялась с цензурой любовницы. Так вот, нашему старику ситуация с похищением его места рядом с любимой женщиной надоела и решил он подкараулить медведя. И действительно, ночью приходит медведь и рвет его репу. Разозлился тут старик, «…набежал, бросил топором, да и отсек лапу медведю…». «Топор бросил тут, а сам убежал, спрятался». Что же за страх испытал старик, и кого он испугался больше – медведя, которого он победил, или себя, своего гнева, ярости.
По сути, медведя кастрировали (отрубили часть тела – лапу). Медведь отправляется к себе, ковыляя на трех лапах, а старик, выбрался из укрытия, взял отрубленную лапу и отнес этот трофей старухе, как настоящий воин – победитель из архаических сказаний. «…ободрал ее, варить поставил – есть хотел. А шерстку отдал старухе».
Ну а мишка, оправился от травмы, что старик все-же сильнее и сделал себе «липовую ногу». Если вновь обратиться к ассоциациям на тему слова «липовый», то можно предположить, что это слово означает не только состав (то что сделано - из липы), но и то чего «нет», ненастоящее, поддельное. В народе часто можно услышать выражение «липовый ученый», «липовый писатель». И в этом случае, первая часть сказки, возможно про то чего не было, а значит про фантазии, страх кастрации, любовь сына к матери и некое всемогущество и превосходство над отцом, когда он (мальчик) занимает его место.
Также мы можем размышлять о том, что «липовая нога» - это некое разочарование ребенка, про нарциссический шрам в его душе, про недостаток.
Итак, медведь испытывает перевозбуждение, идентифицирует себя с агрессивным стариком, который лишил его части тела, делает себе липовую ногу и отправляется вновь к старухе.
«Скрипи, скрипи, нога,
Скрипи, липовая!
Все по селам спят,
По деревням спят;
Одна баба не спит -
На моей коже сидит,
Мою то лапу варит,
Мою шерстку прядет!»
Испугалась старуха: «Поди ка ты старик, запирай двери – медведь идет»
Но старик, оказался мудрее и решил справиться с навязчивым влечением сына к матери хитростью.
В начале он предлагает медведю взять верх от репки, а низ оставить ему. Медведь соглашается, однако, когда он понимает, что его обманули, вновь отправляется к отцу на «поле», когда тот сажает пшеницу и молвит: «Нет. Отдай мне теперь исподь, а верх себе возьми. Не сладко!» На что, конечно же, старик соглашается.
На этом сказка заканчивается, благодаря, которой мы видим, как разрешается Эдипальный конфликт.
Медведь отказывается от сладостей огорода, так как получает мощный запрет; понимает, что старик взрослее, умнее, мудрее и хитрее. С ним ему (мальчику) не справиться. Таким образом, на примере, данной сказки, мы получаем возможность увидеть завершение инфантильного невроза. О котором писал в своей работе З.Фройд «Три очерка по теории сексуальности».
Интересно отметить, что есть несколько вариантов окончания данной сказки. В одной из, медведь съедает старика и старуху, и этот вариант также интересен, тем что ребенок интериоризует родителей, то есть реальные объекты помещает во внутренние представления и структуры.
Студентка 1 курса, Антонова Юлия
Раздел "Статьи"
Другие статьи преподавателей и студентов института: