Жерар Швек «В стремлении к истощению»

L’épuisement activement recherché.

доктор Жерар Швек психиатр, психоаналитик,

президент Института Психоаналитической Психосоматики имени Пьера Марти,

Париж

К семинару по психосоматике Ж. Швека

Есть вещь худшая, чем жизнь в усталости — это жизнь без отдыха. И как средство от этого мы используем истощение.

Это слово обозначает процесс "иссушения себя силой наживки/приманки" и вытекающее из него состояние чрезвычайной физической или душевной (психической) слабости, при которой человек полностью лишен сил. Дав такое определение этому слову, я расскажу о том, как происходит истощение, и опишу действия, позволяющие достичь этого состояния.

На пороге терпимого, состояние истощения отличается от усталости, которую иногда называют приятным ощущением после "хорошей работы" и которая влечет за собой отдых, именуемый "заслуженным".

Может показаться странным, что к истощению можно стремиться, так как оно переживается болезненно, как минимум потому, что оно влечет за собой ограничение нашей способности к действию.

Тем не менее, именно это делают многие экстремальные спортсмены, галерщики своей работы (трудоголики) или галерщики различных других повторяющихся занятий/видов деятельности.

Нераспознавание сигнала усталости

Почему эти люди не слушают свою «обратимую» усталость, которую можно восполнить отдыхом?

Почему эти люди игнорируют отяжелевшие веки, болезненные ощущения, —сигнал тревоги, который от них поступает, чтобы предупредить их о том, что дальнейший расход сил будет невыносимым для организма и заставить их отдохнуть, чтобы восстановить свои силы ?

Если усталость доводится до истощения —значит она не выполнила свою роль защитного средства организма и больше не принимает участия в мудрости тела[2].

Нераспознавание сигнала усталости может проявиться/манифестироваться в жизни очень рано.

Потребность в отдыхе, в самое первое время жизни, тесно связана с правильной работой цикла сна-бодрствования, который, в свою очередь, столь же тесно связан с другими потребностями.

Ибо в первые три месяца жизни голод пробуждает, а сон провоцируется сытостью.

Голодный ребенок проявляет напряжение, которое переполняет его истощающими криками и волнением.

Как отметил Мишель Фэн (Michel Fain), сон ребенка не одинаков, в случае, когда он засыпает, укачанный и удовлетворенный, и в случае, когда он остается неудовлетворенным и засыпает после того, как он исчерпал свое внутреннее напряжение криками и беспокойством.

И отношение взрослого человека к отдыху и сну будет зависеть от того, что, он, будучи малышом, усвоил из удовлетворения его органических потребностей его матерью. Ответы [материнские], отмеченные неадекватностью, противоречием или перегрузкой, могли в самом-самом раннем возрасте заставить его опасаться отдыха больше, чем усталости.

Большие бессонницы от перевозбуждения у ребенка показывают, что время ложиться спать переживается ими как травма, вызывающая состояние бедствия/отчаяния, прекращающееся только путем/вследствие истощения.

Именно так получается, что дети возбуждаются от самой идеи идти спать, и они могут в конечном итоге найти в повторении истощения ужасный способ успокоения, который, на мой взгляд, сохраняется в склонностях к истощению у взрослых людей.

Усталость-отдых и система сон-сновидение

У сытого новорожденного отдых, принесенный сном —это состояние физиологического спокойствия, которое, по словам Фройда, является продолжением состояния плода[3] .

В дальнейшем, отдыхать будучи усталым, возвращаясь к мышечному тонусу отдыха и покоя, предполагает для человека наличие способности вернуться «к прежнему состоянию отсутствия стимулов и избегания/уклонения от объекта» [4]. Необходимо принять эту психическую регрессию "Я", о которой говорил Фройд, которая во сне приходит к установлению изначального/первичного (оригинальный —значит: такой родился /прим. пер./) нарциссизма, бывшего самодостаточным до возникновения отдельного от «Я» материнского объекта.

Отдых становится проблематичным, если отказано во сне, который является самым простым физиологическим процессом.

У ребенка, борющегося с засыпанием, даже когда он истощен, ясно видна та часть, которая не может отказаться от имеющихся в состоянии бодрствования отношений с матерью[5]. Эта трудность возникает из-за характера сообщения, которое мать передает ребенку, укачивая его; независимо от того, транслирует ли она ему свою собственную неспособность отказаться от отношений с ним, или слишком спешит усыпить его, чтобы оставить свою материнскую роль и снова стать женой и любовницей.

По мнению Мишеля Фэна, мать сообщает своему ребенку, не только что он должен спать, чтобы восстановить свои силы и сохранить здоровье, но и передает ему проявления/манифестации своего собственного влечения к смерти[6]. И таким образом может быть нарушено становление галлюцинаторного удовлетворения, которое позволяет ребенку терпеть отсутствие матери.

Способность отдыхать от усталости предполагает также способность мысленно воспроизводить (в мечтах) свой опыт удовлетворения, первоначально испытываемый при контакте с матерью.

И именно таким образом у отдохнувшего и довольного ребенка сновидение в конечном итоге становится хранителем сна.

Стремление к истощению

Неудовлетворенный и истощенный ребенок не обладает такой способностью. Его сновидение не может связать внутреннее ощущение катастрофы с фактом неудовлетворения его потребностей, и превращается в кошмар, который разбудит его. Страх мечтать —одна из причин страха засыпать и отдыхать.

Такой ребенок длит состояние двигательного возбуждения вплоть до истощения, которое в конечном итоге приводит к разрядке его напряжения.

Такое успокоение зависит не от мыслей об удовлетворяющей матери, а от ничего. Здесь мы используем слово «ничего» в винникоттовском значении этого слова: "там, где что-то могло быть полезным, ничего не произошло".

Этому ребенку остается только продолжать кричать и вздрючиваться, повторяя первоначальное разочарование, ничего не прорабатывая, ожидая истощения, которое становится единственным способом временно свести напряжение возбуждения к нулю.

Таким образом, мы видим возникновение различных путей, направленных на истощающую эвакуацию, таких как head banging —битье головой, чтобы погрузиться в сон, самоукачивание или другие повторяющиеся моторные пути.

Стремление к умертвляющему (смертоносному) истощению, выходящее за рамки принципа удовольствия, на наш взгляд, заменяет ставшее немыслимым (в своей недостижимости) стремление к приятному отдыху, приносящему удовольствие пассивному пребыванию на руках у матери.

Младенцы, отказыающиеся от объятий

Этот ребенок рискует продолжить свое развитие, отказываясь от пассивного состояния влечения, и превращаясь в ребенка, который не может обниматься, который постоянно остается в движении, никогда не может отдохнуть, и спокойно регрессировать на руках своей матери: сосать большой палец и мечтать (грезить)[7].

Его стремление к спокойствию, вместо того, чтобы позволить ему приостановить свою деятельность, чтобы отдохнуть, приводит его к попытке иммобилизовать, умертвить саму мысль о связи с материнским объектом, который он полагает ответственным за испытываемое им возбужденное напряжение. Он стремится обойтись без своей матери слишком рано, избегая контакта с ней и сверхинвестирует моторику, чтобы убежать от нее. Его поведение вызывает – опять же пользуясь термином Виникотта —"self-holding" (самоудержание/сдерживание/удержание себя) вызванный страхом коллапса и примитивным ужасом от угрозы "провалиться навсегда".

Боясь "провалиться навсегда" в покой, этот ребенок неутомим и бессонен и может заснуть только будучи полностью измученным.

В одном случае, с которым мне пришлось работать, контакт матери и ребенка был отмечен фобией насильственных импульсов (влечений) со стороны матери, самой подвергавшейся в детстве жестокому обращению (она боялась собственных насильственных импульсов в адрес ребенка). В другом случае, это была неспособность (бессилие) матери облегчить боль у своего ребенка, каковую ее неспособность ребенок воспринимал как составляющую часть причины своей боли.

У взрослых

Такой режим экономического регулирования, который, навязывается "Я" очень рано, встречается у взрослых людей, которые не могут отдыхать или даже немного регрессировать, и стремятся к истощению. Они используют для этого работу, спорт или повторение определенной деятельности, потому что именно страх пассивности приводит их к отказу от отдыха, который кажется им более опасным, чем усталость. Их главный страх —"навсегда" упасть/провалиться в отдых, который станет последним.

Роза – женщина, страдающая сильнейшими бессонницами с детства, гиперактивная и неспособная отдыхать. Все ее отношения характеризуются отказом от пассивности, как с мужчинами, так и с женщинами, что приводит к неудаче в становлении ее психической бисексуальности. Поэтому она стремится к тому, чтоб из ее внешности был устранен любой намек на женственность. Отдых для нее является синонимом слабости, и, видимо, также и женственности —в связи с пассивностью, которую этот отдых предполагает.

Один из ее способов самоистощения —безостановочно гулять целыми днями в местах, где это делать очень трудно и болезненно.

У нее есть страсть к домашнему хозяйству, и в течение двадцати лет, в то время, когда ей надо было ложиться спать, она начала хлопотать по дому, зачастую —до рассвета. Вместо того чтоб приглашать ее к отдыху, усталость вызывала в ней интенсивную активность, которая лишь усугубляла ее усталость, создавая порочный замкнутый круг.

Но оказалось, что и до истощения она уже не может добраться, и в последние годы Роза заменила свою ночную хозяйственную деятельность на прием снотворного.

Снотворное и истощающее поведение — это два вида успокаивающих средств, предназначенных приблизить сон, несмотря на отсутствие удовлетворения, получаемого в отдыхе.

Одинокий гребец объяснил, что он пытается физически успокоить свой воспаленный/перевозбужденный мозг.

Это то, что пытаются делать те, кто, как и Роза, не в состоянии нарциссически регрессировать, чтобы отдохнуть от перенапряжения. Вынужденные оставаться активными любой ценой, они пытаются найти в спорте, домашнем хозяйстве или другой мышечной активности, замену репрезентативному мышлению, мечтам и грезам.

Физически опустошаясь от истощения, они надеются таким образом опустошить себя также и психически.

Это такой же искаженный подход, как и у ребенка, который стучит головой, чтобы заснуть. Он состоит в том, чтобы вновь обрести мир парадоксальным способом неустанно повторять волнение, вызывающее возбуждение. Перед истощением эти самоуспокоительные действия (поведение) обеспечивают механизацию, которую можно охарактеризовать как физическую и психическую оператуарность, замораживающую мышление в квази-автопилоте[8]. Когда Роза возилась по хозяйству, ее ум был полностью занят вычислениями, так же, как у Жерара Д'Абовиля, который без остановки считал удары весел по воде во время своего одиночного путешествия по Тихому океану, и тело его, по его словам, стало машиной, а его разум – калькулятором.

Истощающее поведение одиноко, в нем отсутствует спасительный (спасающий) объект. Оно существует только потому, что объектные связи отменены, что никакая помощь больше не ожидается от другого, как у ребенка, который бьется головой или кричит и непрестанно движется, чтобы вымотаться (истощиться).

Для Розы мысль о том, чтоб лежать не была связана с представлением о безмятежной регрессии в руках ее матери, но эта мысль заставляла ее вновь почувствовать невыносимую неуверенность. Оказывается, у ее матери была серьезная фобия контакта и она стремилась как можно меньше трогать свою дочь, когда та была ребенком.

У таких взрослых, как Роза, можно провести множество параллелей с младенцами, избегающими объятий, остающимися без отдыха подле своих матерей.

Рискованное поведение

Некоторые взрослые ищут истощения в беге, плавании или гребле или ввергают себя в экстремальные условия путем рискованного поведения.

Дэвид Ле Бретон (David Le Breton) видит в своем стремлении «обретения собственной значимости (ценности/ самооценки)", способ "удостовериться в своих границах/установить границы своих возможностей, необходимых для существования" [9].

Я согласен с тем, что в этой практике можно признать средства укрепления самооценки и чувства идентичности, особенно среди подростков,

Но, я не думаю, что речь мы говорим об этом в случаях, когда такое поведение требуется/ это —вынужденное поведение, чтобы истощить подавляющее напряжение.

Я не вижу подобных оснований и причин у тех, кто находит психическое удовольствие в рискованной деятельности, а также у тех, кто, не обладая возможности такой деятельностью заниматься, ищет поведенческий способ самоуспокоения в смертоносном повторении.

"Рискованное поведение» и "истощающее поведение" различаются по своим целям.

Очень мало общего между теми людьми, любящими уставать, чтобы ощутить наступающий затем отдых и, сладко задремав, спать под защитой сновидения, и теми, кто может успокоиться только через побег в сон без сновидений, который приносит им лишь тяжелое истощение, достигаемое повторением определенного поведения.

Я думаю, что, если фантазмы, о которых говорит Д. Ле Бретон (D. Le Breton), лежат в основе опасного/рискованного поведения, то истощение существует только как нечто вроде дорожно-транспортного происшествия. Это — всего лишь очередной вспомогательный, дополнительный риск. Это не просто чудовищный способ ослабить напряженность, заменяющий отдых. Стремление к истощению предполагает дисфункцию системы усталости и покоя и образует место для безумной системы, которую представляют собой повторяющиеся беспокойство и самоуспокоение.

Истощающее поведение не имеет эротической ценности, даже мазохистского порядка. Удовольствие совершенно не имеет значения, как это было уже у неудовлетворенного ребенка, который пытался успокоиться, увеличивая свое беспокойство, чтобы вымотаться.

Это поведение, по-видимому, отнюдь не используется для «создания смысла» (не ведет к смыслопорождению), каковой Д. Ле Бретон пытается сообщить своему рискованному поведению, но просто повторяется без проработки. Скорее — наоборот, оно уничтожает создание/порождение смыслов, поражая и повреждая мышление.

Потому что такое поведение характеризуется не нехваткой, но, напротив, избытком, чрезмерным количеством волнения, которое необходимо эвакуировать.

В клинике истощения, с которой я сталкивался, рискованными считаются отдых, сон и пассивность.

Они приводят к бесполезному защитному повторению, которое, даже при прикосновении к смерти, не становится "символической игрой со смертью ( ... ) дающей радикальный способ побега от рутины", о которой говорит Бретон[10], но прямо противоположное. Поскольку отсутствуют игра и символизация — это поведение неустанно повторяется и в конечном итоге приводит к истощению. А что касается рутины, то о побеге ли от нее или, быть может, напротив, о поиске ее идет речь если мы задумаемся о физической и умственной механизации к которой стремится гребец, подобный г. Д'Абувиллу ?

Главную опасность для него содержит в себе остановка.

На самом деле, больше всего он боится что она (рутина) прекратится, и именно состоит для него угроза и главный риск.

Заключение

В работах разных авторов на тему хронической усталости часто противопоставляются хорошая "желаемой усталости от хорошо выполненной работы"[11] и плохая патогенная усталость — различие, которое кажется мне устаревшим.

В своем выступлении я хотел показать, что противопоставлять следует не двух усталых людей, а два вида отдыха.

В плохом отдыхе, полученном из истощающего поведения, я вижу функционирование, навязанное необходимостью эвакуировать перегруженные/перенапряженные возбуждения, которые не могли быть разгружены через удовлетворение.

Взрослый, стремящийся к истощению, движим защитой "Я", которая начала проявляться криками и беспокойством, когда он был еще отчаявшимся ребенком в беде. Даже если ему удастся сбросить напряжение до нуля, он не сможет справиться со своим старым бедствием, оставшимся с ранних детских времен неразрешенным и не нашедшим облегчения, и которое как ему кажется, ничто и никогда не сможет угасить.

Институт Психологии и Психоанализа на Чистых Прудах. Москва.

[1] Доктор Жерар Швек - психиатр, психоаналитик, Президент парижского Института Психоаналитической Психосоматики имени Пьера Марти.

[2] Жерар Швек. 2003. Усталость, не выполняющая своей сигнальной функции. Gérard Szwec, 2003, La fatigue qui ne joue plus son rôle de signal, Revue française de psychosomatique, N°24, PUF Paris 2003.

[3] Sigmund Freud (1921) : Psychologie des masses et analyse du moi, Œuvres complètes, vol XVI, trad. coll., PUF Paris 1991.

[4] Зигмунд Фройд. Метапсихологичекое дополнение к теории сновидений Sigmund Freud (1917) : Complément métapsychologique à la doctrine du rêve, in Œuvres complètes, vol XIII, trad. coll., PUF Paris 1988.

[5] Мишель Фэн. Прелюдия к фантазматической жизни. Michel Fain, 1971 : Prélude à la vie fantasmatique. Revue Française de Psychanalyse, n°2-3, 1971, P.U.F, Paris. Kreisler Léon, Fain Michel, Soulé Michel, L'enfant et son corps. Paris, P.U.F, 1974.

[7] Жерар Швек, 1998, Добровольные галерщики. Очерки самоуспокоительных процедур. Москва, 2015 г. //Szwec Gérard, 1998: Les galériens volontaires. Essais sur les procédés autocalmants. coll. Épîtres, PUF Paris.

[8] Жерар Швек, 1998, там же. // Szwec G., 1998, ibid.

[9] David Le Breton, 2002 : Conduites à risques,coll Quadrige, PUF Paris.

[10] Le Breton D., 2002, ibid.

[11] Петер Хандке, Эссе о хронической усталости. Peter Handke, 1991, Essai sur la fatigue, trad. G-A Goldschmidt, Gallimard Paris.

раздел "Статьи"