Клод Смаджа "Картография оператуарного мышления"

апрель 2022 года

ВВЕДЕНИЕ

Понятие «оператуарное мышление» было представлено психоаналитическому сообществу в 1962 году Пьером Марти и Мишелем де М'Юзаном, а первое упоминание о нём появилось в журнале Revue Française de Psychanalyse в 1963 году. Оно стало результатом наблюдений в области психосоматики, предпринятых группой учёных из Парижской школы психосоматики, в которую входили Пьер Марти, Мишель Фэн, Мишель де М'Юзан и Кристиан Давид. Оно представляет собой настоящее научное открытие в области психоанализа. Дело не в том, что до 1962 года оператуарное мышление не существовало, а в том, что оно раскрылось во всей своей значимости в контексте психосоматических исследований. И именно в этом смысле оно представляет собой открытие. Франсуа Жакоб утверждал, что недостаточно воспринять объект, чтобы он стал объектом научного исследования; нужно также, чтобы этот объект был принят в рамках мышления и культурного кода, которые подводят его к процессу изучения. Таким образом, на протяжении нескольких столетий оператуарное мышление оставалось незамеченным на обочине науки, не получая признания. Первый этап последовавшего признания был связан с психоаналитической точкой зрения на мыслительные процессы и психические репрезентации. Второй этап, который привел к появлению интересующего нас понятия, возник вместе с психосоматическим подходом к работе с больными. Таким образом, потребовалось две революции в мышлении, чтобы оператуарное мышление заняло своё место в совокупности знаний как объект осмысления и исследования.

Мы можем рассматривать оператуарное мышление с трех различных точек зрения. Я использую выражение «точка зрения» так же, как говорят о точке зрения на объект или пейзаж. Прежде всего, его можно рассматривать в рамках психопатологии мышления и сравнивать с невротическим мышлением, психотическим мышлением или мышлением, характерным для пограничных состояний. Кроме того, его можно рассматривать с точки зрения различных видов отношения к объектам, с которыми оно ассоциируется, и здесь мы снова можем сравнить его с особенностями отношения к объекту в других нозографических рамках. Наконец, мы можем рассматривать его с психосоматической точки зрения. Именно этому третьему подходу исторически отдавалось предпочтение, что и открыло путь к его признанию.

 

I - ЗАРОЖДЕНИЕ ОПЕРАТУАРНОГО МЫШЛЕНИЯ

В 1962 году, на конгрессе в Барселоне, где собрались психоаналитики, говорившие на романских языках, Пьер Марти и Мишель де М'Юзан представили «оператуарное мышление». Доклад Мишеля Фэна и Кристиана Давида был посвящен функциональным аспектам онирической жизни. У нас есть все основания предположить, что в сообщении об оператуарном мышлении (ОМ) группы Парижской школы отмечалось противопоставление ОМ-ния сновидению в его функции психосоматической интеграции. Дело в том, что для авторов было важно обратить внимание на ценность фантазматической жизни и на то функциональное значение, которое признаётся за сновидением. Авторы пишут: «что касается этой интегративной функции, общей для сновидческой и фантазматической активности, ничто не поможет нам лучше понять всю её значимость, чем работа с некоторыми психосоматическими больными, у которых она отсутствует или серьезно повреждена». Авторы отмечают важную взаимосвязь между этой бедностью фантазматической жизни и оригинальной формой мышления, которую они предлагают назвать оператуарным мышлением.

Давайте рассмотрим три его аспекта: его семиологическое определение, его метапсихологический статус и его защитную функцию по отношению к Я и к его организации.

- Его семиологическое определение

Авторы пишут: «Сразу же обратим внимание на две существенные характеристики: это сознательное мышление, которое, во-первых, кажется, не имеет органической связи с фантазматической деятельностью, по крайней мере, ощутимого уровня; во-вторых, дублирует и иллюстрирует действие, а иногда предшествует ему или следует за ним, но это происходит в ограниченном временном поле». Здесь с самого начала подчеркивается, что речь идёт о мышлении, полностью отмеченном печатью негативности: бедность фантазматической жизни, бедность аффективной жизни, бедность символизации, бедность историзации в дискурсе. Оператуарное мышление – это мышление, которому суждено оставаться сиротой. Мы отметили два основных семиологических элемента оператуарного мышления: это мышление фактическое и актуальное. Слово «фактическое» означает, что реальность потеряла свое живое измерение и оказалась сведена к чисто перцептивным элементам, образуя только изолированные факты, которые исключают любое повествование. И мы можем сразу заметить, чего здесь не хватает: внутренних и телесных источников.

Когда мы говорим «актуальное», мы имеем в виду, что здесь актуальное противопоставляется настоящему, поскольку настоящее объединяет, в конструкции реальности, прошлое и будущее и не представляет собой лишь некое время в процессе историзации. Актуальное же, напротив, -- это «кусочек настоящего», утративший связи как с прошлым, так и с будущим.

Но в классическом определении оператуарного мышления содержатся еще три семиологических элемента: это сенсомоторное, конформистское и подчиненное мышление. Его сенсомоторное свойство проявляется через потребность в разрядке. Авторы пишут: «его оригинальность заключается прежде всего в том, что оно стремится не обозначать действие, а дубдировать его: здесь слово всего лишь повторяет то, что сделала рука во время работы». Это мышление, которое действует, а не думает. Это мышление, которое работает в смысле ручного труда, и оператуарное мышление обязано своим названием этому клиническому понятию. Это также конформистское мышление. Авторы пишут: «кажется очевидным, что оператуарное мышление основано на супер-эго, но, если поразмыслить, то мы поймём, что оно не выходит за рамки конформизма. Другими словами, субъект совершенно не способен на что-то большее, чем поверхностная идентификация с правилами, мельком увиденными через несколько персонажей». И здесь мы снова обнаруживаем печать негативности в формировании супер-эго, которое теряет свое измерение внутренности и индивидуальности в пользу подчинения реальности консенсуса.

Последний семиологический элемент, о котором я хотел бы упомянуть на этих страницах, и который не пользовался большим вниманием психоаналитиков и психосоматиков, но который, тем не менее, присутствовал в описании авторов, это навязанный характер оператуарного мышления. Авторы пишут: «всё происходит так, как будто оно навязано субъекту». Навязано больше извне, чем изнутри. И здесь мы не можем не задаться вопросом об оператуарном мышлении в его связи с бредовым мышлением. Грин рассуждал на эту тему и назвал оператуарное мышление «бредом без бреда».

- Его метапсихологический статус

В своей вступительной статье Пьер Марти и Мишель де М'Юзан изложили метапсихологическую гипотезу формирования оператуарного мышления. Их методологический подход заключался в последовательном сопоставлении оператуарного мышления с первичным процессом и со вторичным процессом. Преимущество такого подхода заключается в том, что в его рамках оператуарное мышление рассматривается как способ экономического функционирования, а не как одна из многих категорий мышления.

Мышление изучается как процесс инвестирования, и экономический фактор играет при этом основополагающую роль. Поверхностное наблюдение даёт основание для приближения оператуарного мышления к вторичному процессу на основании того значения, которое оно придает ощутимой реальности и механизмам каузальности\причинности и логики. Однако авторы подчеркивают, что оно, прежде всего, привязано к конкретным вещам, а не к продуктам фантазматической жизни и не к символическим выражениям.

«Это предполагает, – пишут авторы, – непрочность связи со словами, то есть процесс инвестирования на архаическом уровне». Отсутствие заметного процесса символизации также сообщает оператуарному мышлению стремление использовать речь как средство разрядки напряжения из-за утраты способности удерживать психическую энергию. Вместе с тем, как мы знаем, Фройд определил вторичный процесс через эту способность Я приостанавливать свободные инвестирования первичного процесса. Именно вторичный процесс находится в постоянной преемственности с образованиями бессознательного и с фантазматической проработкой, о чем свидетельствует вторичная проработка в сновидении. Таким образом, по мнению авторов, «мы можем лишь сказать, что оператуарное мышление устанавливает свой контакт с бессознательным на самом низком и наименее проработанном уровне, как бы по ту сторону первых проработок, интегрирующих жизнь влечений. Кажется, будто оно перескакивает или обходит всю фантазматическую активность, способную к проработке, чтобы вступить во взаимодействие с начальными формами влечений». Что же представляют собой эти начальные формы влечений?

Фройд говорит нам, что они нам неизвестны, однако уточняет в «Кратком очерке психоанализа», «что содержание Оно – это... прежде всего влечения, исходящие из телесной организации, которые находят в нём первое психическое выражение, но формы его нам неизвестны». По мнению Андре Грина, это первое психическое выражение влечений подобно психическому репрезентанту, который вместе с начальными формами репрезентации объекта представляет собой первоначальную смесь влечений, а из неё в дальнейшем сформируются репрезентанты репрезентаций и репрезентанты аффектов. Таким образом, метапсихологическая гипотеза авторов относительно оператуарного мышления заключается в том, что оно устанавливает свои связи с бессознательным по ту сторону формирования репрезентаций на исключительно экономическом уровне. Мы понимаем, что преобладание экономического на этих архаических уровнях в развитии жизни влечений связано с ранним травматическим фактором, который блокирует дифференциации, необходимые для процесса формирования представлений и фантазматической активности.

- Его защитная функция

Оператуарное мышление – это чудовищное мышление. Этот его чудовищный нрав едва виден и слышен. И всё же, при всей своей молчаливости, оно несёт в себе мощный потенциал разрушения. Ведь оно стирает изначальную, живую суть мышления. До такой степени, что оно становится не-мышлением. Оно утратило свою изначальную функцию выработки и интеграции жизни влечений для психосоматической единицы, которую представляет человек. Но у него есть и положительная сторона – защита Я, хотя и ненадёжная, от распада его организации. И хотя оно является результатом тератогенного процесса, оно, в то же время, используется Я как последнее средство защиты.

Авторы Парижской школы психосоматики разработали различные теоретические версии защитной функции оператуарного мышления (оператуарной жизни). Изложим их в нескольких словах. Пьер Марти предложил эволюционистскую модель, согласно которой оператуарное мышление представляет собой конечный период в процессе психической дезорганизации. Хотя этот период не отличается стабильностью, он, тем не менее, содержит экономический потенциал для блокирования соматической дезорганизации.

В свою очередь, Мишель де М'Юзан разработал психотическую модель оператуарного мышления. Эта его конструкция содержит два уровня: первый – травматический уровень, на котором ранняя травматическая конъюнктура исключается, форклюзируется\закрывается от символической проработки на психическом уровне; второй уровень задействует оператуарное мышление с целью нейтрализации возвращения извне форклюзированного [внутри] в галлюцинаторной форме. Что касается Мишеля Фэна, то он создал травматическую модель оператуарной жизни, основанную на модели ранней бессонницы младенца. Он рассматривает оператуарную жизнь как организацию травматического невроза и трактует оператуарное мышление как процесс самоуспокоения, направленный на то, чтобы погасить избыток внутренних травматических возбуждений при помощи негативизирующего возбуждения, которое исходит от влечения к смерти.

 

II - ВОЗВРАЩЕНИЕ К ФРОЙДУ

Отвлечёмся на рассмотрение фройдовской работы о мыслительных процессах; это позволит нам оценить значимость метапсихологической гипотезы, разработанной авторами Парижской школы в отношении оператуарного мышления. Напомним, что эта гипотеза включает в себя три основных теоретических элемента: нарушение первичного процесса, следствием чего является потеря способности к символизации; нарушение способности удерживать энергию инвестиций Я; и неустойчивость механизмов связи со словами.

Уже в 1895 году в тексте «Наброска» была почти полностью раскрыта теория того, что Фрейд называл «работой мышления». Эта работа неотделима от общей концепции, объединяющей опыт тела и психического функционирования. По мнению Фрейда, существует два опыта\переживания, которые имеют основополагающее значение для развития психической жизни: это опыт\переживание удовлетворения и переживание боли, причём оба они оставляют за собой «мотивирующие следы» для психического функционирования. Эти важнейшие переживания обязательно должны находиться под влиянием специфической деятельности Я, в отсутствие которой маленькое человеческое существо впадает в состояние дистресса\отчаяния. Такова первичная функция Я – функция торможения. Фрейд пишет: «таким образом, если Я существует, то оно может только тормозить первичные психиеские процессы». Таким образом, под влиянием инвестированного эго развивается второй способ циркуляции психической энергии: вторичный процесс. Фрейд пишет: «инвестирование желания, доходящее до галлюцинации, полное развитие неудовольствия, которое влечет за собой полный расход защиты, – всё это мы относим к первичным психическим процессам; напротив, процессы, которые становятся возможными только благодаря хорошему инвестированию Я, и которые представляют собой сдерживание первых, мы относим ко вторичным психическим процессам. Условием формирования таковых, как мы видим, является правильное использование знаков реальности при наличии торможения со стороны эго». Создание этого экономического кадра, опирающегося на два режима функционирования в ходе психических инвестиций, то есть на первичный процесс и вторичный процесс, необходимо для того, чтобы произошла работа мышления. С точки зрения Фрейда, эта работа определяется тем, что он называет операцией суждения. Вот что представляет собой эта операция. Фрейд пишет: «таким образом, суждение является психическим процессом, который возможен только благодаря торможению со стороны эго, и который провоцируется несходством между инвестированием желаемого мнестическим образом и инвестированием восприятия, которое его напоминает. Из этого можно сделать вывод, что совпадение двух инвестиций служит биологическим сигналом к тому, чтобы положить конец акту мышления и выпроводить его прочь. Несовпадение дает толчок работе мышления, которая снова заканчивается совпадением». Здесь мы видим глубокий смысл работы мышления, который состоит в непрерывности галлюцинаторной реализации желания и движется по всем ответвлениям сетей представлений. В «Толковании сновидений» Фрейд пишет: «вся сложная мыслительная деятельность, идущая от мнестического образа к установлению идентичности восприятия посредством внешнего мира, является, однако, лишь отклонением в сторону исполнения желаемого, необходимого для опыта. Мышление, в сущности, есть не что иное, как замена галлюцинаторного желаемого». Вы видите, что работа мышления идет в обоих направлениях, про- и регрессивном, по пути, который связывает тело и важнейшие элементы представления с внешним миром и с восприятием, через представления вещей, представления аффектов и представления слов, вплоть до самых абстрактных элементов. Именно в таком смысле Андре Грин представляет себе генезис мысли у человека-субъекта. Он пишет: «включение представителя психики в качестве телесного, но невообразимого запроса, развитие этого невообразимого телесного запроса с целью инвестировать предыдущий след, оставленный объектом, это вступительный этап мышления».

Надеюсь, что я сумел продемонстрировать вам, каким образом оператуарное мышление по умолчанию вписывается в русло работы мысли, описанной Фрейдом и признанной учёными Парижской школы. В книге «Положение о двух принципах психического события» (1911) Фрейд кратко излагает свою концепцию работы мысли: «ставшая необходимой приостановка двигательной разрядки обеспечивается процессом мышления, который формируется из деятельности представлений. Мышление представляет собой главным образом испытательную деятельность, в ходе которой самые малые объёмы инвестиций перемещаются ценой меньших затрат на их разгрузку. Необходимым условием для этого является преобразование свободно перемещаемых инвестиций в связанные инвестиции, и такое преобразование достигается посредством повышения уровня всего процесса инвестирования. Вероятнее всего, изначально мышление бессознательно, поскольку оно только лишь поднимается над чистой деятельностью представления, обращаясь к отношениям между впечатлениями, оставленными объектами. Впоследствии оно приобретает качества, воспринимаемые сознанием только через связь с вербальными остатками».

 

III – ОПЕРАТУАРНОЕ МЫШЛЕНИЕ: ДЕСУБЪЕКТИВИРОВАННОЕ МЫШЛЕНИЕ

Теперь я сделаю личный вклад в метапсихологию оператуарного мышления, предложив гипотезу, которая не противоречит гипотезе авторов-основателей, но дополняет её. Отправной точкой моих размышлений является анализ семиологического ансамбля оператуарного мышления. Мы уже говорили, что оно включает в себя пять основных элементов или признаков: оно является фактическим, актуальным, сенсорно-моторным, конформистским и навязанным. Сочетание всех этих признаков делает его синдромным мышлением в том смысле, что в нём мы обнаруживаем, как, например, в медицине, один и тот же набор симптомов у определённой группы пациентов; например, мы говорим о синдроме гриппа, включающем в себя лихорадку, ломоту и астению, или о синдроме Жиль де ла Туретта. Но здесь я хочу обратить внимание на то, что синдромное мышление исключает участие субъекта, то, что обусловливает именно его оригинальность и индивидуальные особенности. Это де-субъективированное мышление. Однако в основе ощущения себя, представления себя, своей субъективности лежит набор представлений, корни которых кроются в телесной организации и органах. Таким образом, ощущения, исходящие от тела, и ранние аффективные переживания становятся основой для развития субъективности на психическом уровне.

Как я уже упоминал выше, в «Наброске» содержится удивительно современная, если сравнивать её с некоторыми сегодняшними нейробиологическими концепциями, теория мышления, к которой Фрейд вернулся в более поздних своих работах – самой значимой из них является «Бессознательное» в метапсихологии 1915 года. Сопроводив комментарием, я процитирую отрывок из «Наброска», в котором утверждается необходимость связи между телом и восприятием мира объектов в процессе мышления. Этот отрывок мы читаем в первой части «Наброска» в главе 18 «Мышление и реальность». В первую очередь Фрейд говорит о цели работы мысли: «цель – и итог – всех мыслительных процессов, таким образом, состоит в том, чтобы вызвать состояние идентичности, перевести количество инвестиций, исходящих извне, в нейрон, инвестированный из эго». Далее Фрейд разделяет работу мысли на две различные операции: когнитивное, или оценивающее мышление, и репродуктивное мышление. Он пишет: «Когнитивное, или оценивающее мышление ищет идентичности с телесными инвестициями, а репродуктивное мышление – с психическими инвестициями, принадлежащими субъекту (жизненный опыт, принадлежащий субъекту). Работа оценивающей мысли предшествует работе репродуктивной мысли, предлагая ей готовую почву для новой ассоциативной миграции». Сенсорные и аффективные переживания, исходящие от тела, благодаря тому, что они предваряют восприятия, исходящие из внешнего мира, лежат, таким образом, в основе работы мысли. Фрейд это подтверждает: «следует также отметить, что основой суждения, очевидно, является наличие телесного опыта, ощущений и образов движений, свойственных субъекту. Пока они отсутствуют, переменная часть перцептивного ансамбля остается непонятой, то есть её можно воспроизвести, но она не указывает направление для других способов мышления». Стоит напомнить, что для Фрейда воспринимаемый объект – это комплекс восприятий, и он распадается на две части: константную часть, которую он называет вещью и которая остается непонятой – пожалуй, её можно уподобить первой записью в письме 52 или загадочному знаку Лапланша; и переменную, непостоянную часть, которую он называет предикатом, и которую субъект стремится постичь. Здесь Фрейд повторяет, более того, он даже настаивает на том, что телу принадлежит главенствующая роль в мыслительном процессе. Это то, что происходит в Оно в его первом психическом выражении: психический представитель влечения. Мы понимаем, каким образом его присутствие становится основополагающим для формирования ментальных репрезентаций, потому что он соединяется с репрезентацией объекта, возникающей в результате восприятия, образуя первоначальную смесь влечений, из которой возникает всё разнообразие ментальных репрезентаций. Но, прежде всего, мы понимаем, что его отсутствие обделяет чем-то очень важным объектные репрезентации, которые нацелены на поиск сообщений, поступающих от тела, для формирования ментальных репрезентаций. Таким образом, если эти телесные сообщения, источники влечений, отсутствуют, то работа мысли затрудняется; она как будто теряет ориентир. Фрейд говорит, что в таком случае объекты восприятия остаются непонятыми. Поэтому именно телесные потребности расчищают путь для мыслительного процесса и придают ему направление, смысл. В их отсутствие мышление сводится к бесконечной череде повторений бессмысленного перцептивного опыта. Не это ли мы называем оператуарным мышлением?

Именно в этом аспекте клинические данные и знания в области метапсихологии пересекаются, что позволяет лучше понять оператуарное мышление. Оператуарные пациенты имеют одну особенность: мы часто наблюдаем у них первичную организацию, сталкивающую их с матерью, которая физически присутствует, но психически отсутствует или обнаруживает диссонанс в согласовании своего собственного ритма с ритмом своего ребенка. По причинам, связанным с ее личной историей, она, похоже, не способна терпеть аффективные и телесные проявления своего ребенка. В результате она отслеживает физические и психические проявления своего ребенка, чтобы жёстко подавить их. Но, как мы уже говорили, эти телесные ощущения, эти состояния тела и эти первые аффективные проявления являются источником самоощущения ребенка и формирования его собственной субъектности. Таким образом, ребенок не получает их. Его эго будет создаваться на основе сомато-психического расщепления, а его психическая организация будет лишена кирпичиков, необходимых для развития ментальных представлений и мышления, как я уже объяснял выше. Этот внутринарциссический раскол, виновный в потере самоприсвоения, переживается как настоящая субъектная катастрофа. Результатом становится травматическое состояние, в котором доминируют безразличие и призыв эго к защитным мерам самоуспокоительного характера. Оператуарное мышление, будучи специфическим, десубъективированным мышлением, в дальнейшем найдет себе применение в функции самоуспокоения, нейтрализуя этот опыт субъективной катастрофы. В заключение можно сказать следующее: хотя учёные Парижской школы выдвинули гипотезу о том, что оператуарное мышление устанавливает контакт с бессознательным на архаических уровнях и по ту сторону первых интегрирующих разработок фантазматической жизни, мы можем дополнить эту гипотезу, признав её фундаментальный недостаток, который состоит в исключении тела из процесса влечений, что приводит к лишению субъективности и к негативизации мыслительных процессов.

 

раздел "Статьи"