Институт Психологии и Психоанализа на Чистых прудахФройд адаптированный для детей

Аннелоре Вертманн. Психоаналитическое просвещение в форме драмы Хенрика Ибсена.

ВСТУПЛЕНИЕ

На одной из лекций в Психоаналитическом Институте MPI Майнца во втором семестре 2002 года мы с мужем смотрели драму Ибсена «Росмерсхольм». Это драма, в которой мы видим «чрезвычайно запутанное хитросплетение лжи, самообмана, зыбких иллюзий и проецирования, искусственно созданных жизненных схем» (из театральных заметок, Hessisches Staatstheater, Wiesbaden, Premiere 26.01.02).

Зигмунд Фройд в 1916 году назвал героев этой драмы «разбитыми успехом»  (shattered by success) (З.Фройд «Некоторые типы характеров из психоаналитической практики», Imago 1916, Standard Ed., том. 14). Фройд называет эту драму психоаналитическими процессом просвещения. Ибсен сумел «проникнуть в такие психоаналитические глубины своих героев», как ни один драматург до него (Gerd Enno Rieger, Ibsen rororo-bildmonographien, стр. 127). В данном случае психоанализ переплетается с литературой, и я давно намеревалась более подробно изучить интерпретацию Фройда.

Когда пьеса впервые появилась в 1886 году, критики столкнулись с проблемой, так как «Росмерсхольм» воспринимался как «набор отдельных мыслей и размышлений» (rororo-bildmonographien, p. 109). Сюжет разворачивается вокруг психологической мистерии: на поверхности – убийство, но дальнейший ход событий приносит новые открытия – сексуально-неприглядное прошлое главной героини. Однако главная загадка ожидает в конце: добродетельный пастор Росмер убивает себя, олицетворяя при этом саму невинность.

 

I.СОДЕРЖАНИЕ

Содержание: «Бывший пастор Йоханнес Росмер, поборник свободы, справедливости и личной ответственности, живет «в духовном союзе» со своей экономкой, Ребеккой Вест.
Вокруг его дома «Росмерсхольм» витают легенды о «белых конях», … символах умерших душ, которые проносятся, взывая к живущим. Есть еще один персонаж, который так же часто навещает Росмерсхольм. Это Беата, бывшая жена Росмера. Год прошел с тех пор, как Ребекка, страстно влюбленная в Росмера, довела ее до самоубийства. Но Росмер об этом ничего не знает (A.We.). С тех пор жизнь в усадьбе изменила Ребекку» (Hessisches Staatstheater).
В первом действии – ужин, который запланирован в доме Росмера, но не состоялся. Росмер возвращается с вечерней прогулки и застает двух нежданных гостей. Один из них – Кролл, зять Росмера, который требует лояльности, изображая сочувствие по поводу благосклонности Росмера к бывшей подруге жены, Ребекке Вест. Затем на сцене появляется второй непрошеный гость – Брендель, бывший учитель Росмера, скиталец, философ, поэт. Он попрошайничает у Росмера, но к нему, как к старому учителю, относятся с уважением. Кролл, директор, воплощение строгости и консерватизма, Брендель – полная распущенность: «Не одолжите ли мне парочку Ваших идеалов?» - издевается он. Представитель закона и порядка спорит с гением помоек. Росмер пытается примирить стороны, но его слова умиротворения звучат слишком вяло. Более практичная Ребекка дает Бренделю совет.
Во втором акте появляется намек на страшные разоблачения. Ранний час, утро кажется мирным, Ребекка в халате, Росмер в домашней одежде. Чувственную атмосферу с регрессивным оттенком нарушают два откровения. Вновь появляется Кролл, зять Росмера, и нападает на него со своими домыслами по поводу смерти его сестры Беаты. Перед тем, как совершить самоубийство, Беата намекала, что «ей осталось совсем недолго», подразумевая, что Росмеру вскоре «придется» жениться на Ребекке. Кролл высказывает подозрение, что Росмер и Ребекка состояли в тайной связи, намекая также на беременность Ребекки. Беата, будучи уверенной в том, что она не сможет родить Росмеру долгожданного ребенка, отдает свою жизнь ради того, чтобы не становиться на пути Росмера, его счастья и его ребенка. Кролл оказывает довольно сильное давление на Росмера, но тот реагирует  простодушно, в полном недоумении и растерянности. Он считает, что его жена совершила самоубийство, потому что она была «больным человеком с нездоровым сознанием. Вечные упреки, которыми она себя терзала последние годы, …когда она поняла, что останется бездетной, … это такая мука … она ничего не могла с этим поделать», оправдывает свою жену Росмер. «И разве такого человека можно считать здоровым?» Сомнения Кролла не развеяны, но он кланяется и уходит, так как еще один просветитель выходит на сцену. Редактор революционной газеты, обладатель материала, с помощью которого он мог бы разоблачить и даже шантажировать Росмера (это одно из писем Беаты). В письме она просит редактора Мортенсгарда не мстить Росмеру, даже, несмотря на то, что тот способствовал его увольнению. Она просит также не верить слухам о «греховных связях» в усадьбе Росмерсхольм. Мортенсгард тоже строго допрашивает Росмера, но, как и Кролл, слышит в ответ лишь невинные фразы. Грозя «опубликовать все на суд достопочтенной публики», редактор уходит.

Ребекка, которая тайно подслушала оба разговора, хочет выяснить, какой эффект они произвели на Росмера. Она сеет семена сомнения в душу Росмера, о его частичной вине в состоянии Беаты. Но Росмер спрашивает себя, замечала ли Беата его расцветающую любовь к Ребекке. Второй акт заканчивается преувеличенно торжественным признанием друг другу: «Росмер, что же делает жизнь такой прекрасной?» «Спокойная, счастливая уверенность в том, что тебя не мучает чувство вины», отвечает он. Бросив украдкой жалостливый взгляд в сторону бедной покойной жены, он строит планы новой жизни, «мы пойдем дальше, продолжая жизнь, облагораживая мысли и чувства, создавая новых благородных людей!» Все это завершается предложением женитьбы: «Разве ты не понимаешь, какой наилучший способ для меня избавиться от горьких воспоминаний? - Противопоставить прошлому новую, живую реальность. Ты будешь моей второй женой?» Не хватает только фанфар и свадебного марша.… Но выходит все по-другому: к удивлению Росмера, Ребекка твердо заявляет, что она никогда не сможет выйти замуж за Росмера и угрожает «пойти по пути Беаты», если он будет настаивать на объяснении причин ее отказа.
В третьем акте Ребекка посылает Росмера на дневную прогулку, а сама намерена поговорить наедине с Кроллом. Кролл обвиняет Ребекку в его разрыве с Росмером и в том, что она всех заколдовала в Росмерсхольме: «Ты любого заманишь в ловушку или обманешь, если задашься целью. Тебе захотелось прочно обосноваться в Росмерсхольме, … а сначала ты наложила проклятье на бедную Беату». Затем Кролл просвещает Ребекку относительно ее прошлого. Он рассказывает ей, что она – настоящая дочь доктора Веста, который удочерил ее сразу после смерти ее матери. «Этого не может быть! Это неправда!» пронзительно кричит Ребекка.
У публики перехватывает дыхание, почему это жестокое прозрение перевернуло мир Ребекки вверх дном. До этого момента в пьесе Росмер, бывший пастор, в своих многочисленных идеологических изречениях восхвалял так называемый «дух свободомыслия», подразумевая сексуальную свободу, которой Ребекка, по-видимому, оправдывала и свою сексуальную связь с приемным отцом. Известие Кролла – жестокий удар для Ребекки, она понимает, что ее любовная связь с приемным отцом была в то же время инцестной связью с ее настоящим отцом.
Так разрушается защита Ребекки, защита которой восхищался Фройд: «Мастерски, утонченно, небольшими штрихами, Ибсен дает понять, что Ребекка не лжет, но она и не совсем честна …в этом смысле ее признание обоим мужчинам неполно, оно окончательно осуществляется по нескольким существенным пунктам благодаря настойчивости Кролла. У нас тоже есть свобода предположить, что объяснение ее отречения раскрывает одно деяние, чтобы скрыть другое»  (Фройд, «Некоторые типы характеров…» стр. 246, Standard Ed. том. 14). То, в чем сознается Ребекка, это подстрекательство Беаты к самоубийству, а то, что она скрывает, это ее сексуальное прошлое.

Ребекка, таким образом, предпочитает искренность и усугубляет свое положение следующим заявлением. Она хладнокровно предлагает: «Давайте все втроем сядем. И я вам все расскажу!» Великолепно сыграв признание, Ребекка рассказывает, как она пришла в Росмерсхольм с намерением добиться «влияния» на Росмера, который, по ее мнению, находился «во мраке семейных уз» и не мог свободно развиваться. «Я точно знала, где искать Ваше спасение. И я начала действовать!» Ребекка признается, как она сбила с пути Беату и постепенно «ввела ее в заблуждение». Именно Ребекка шепнула Беате, что она не может стоять на пути новых отношений с ней, с Ребеккой, особенно в такой момент, когда возможно появление ребенка. Ребекка: «Я считала, что на карту поставлена жизнь двоих людей, между которыми мне необходимо выбрать». И, повернувшись к Росмеру: «Я хочу дать тебе то, что тебе необходимо для того, чтобы жить. Ты вновь обретешь спокойствие и радостное чувство невинности, дорогой друг». Кролл и Росмер, переполненные чувством негодования, выслушали лекцию, прочитанную Ребеккой страстно, о том, как она  «была вынуждена, против своей воли, шаг за шагом, избавляться от Беаты» (Фройд «Некоторые типы характеров ….» стр. 250, т. 14).  «Не думаете же вы, что я действовала с холодным расчетом? В то время я была совсем другим человеком, не то, что сейчас, когда я стою перед вами и подробно излагаю.… Я хотела избавиться от Беаты! Любым способом. Но я не могла даже подумать, что это зайдет так далеко. С каждым шагом я чувствовала голос во мне, который кричал: «Остановись! Ни шагу вперед!» Но я не могла остановиться. Мне нужно было продвинуться еще хоть немного вперед. Затем еще немного. А потом еще чуть-чуть. И вот так все получилось. Так и случаются подобные вещи». (Акт 3, стр. 83) Кролл, потрясенный, обращается к Росмеру: «И ты живешь с этой женщиной под одной крышей,  состоишь с ней в близких, интимных отношениях!» Оба покидают сцену, ошеломленные.
В четвертом акте Ребекка объясняет Росмеру, что ее отказ на предложение женитьбы был «криком отчаяния»: «Я потеряла способность действовать, Росмерсхольм отнял все мои силы, я преобразилась, мерзкая алчность покинула меня, вместо нее родилась великая бескорыстная любовь». Хотя и с горькими последствиями: «Философия жизни Росмера облагораживает, но она разрушает счастье…. Росмерсхольм разрушил меня…. Теперь я  должна покончить со всем этим», тихо заключает Ребекка. И она начинает собираться в путешествие, возвращения из которого нет будет.
После признания Ребекки Росмера начинают мучить совершенно другие проблемы: «Разве это не ужасно? Я теперь не могу быть абсолютно уверен, что твоя любовь ко мне чиста и безгранична… Я потерял веру в тебя и в себя»; он опасается новых интриг и тайных заговоров со стороны Ребекки. Он считает, что отношения, однажды разрушенные, уже никогда не станут чистыми вновь. Поэтому он больше не видит смысла, «ради которого стоит жить». Жалость к самому себе и причитания Росмера заканчиваются мольбой: «Возроди мою веру, мою веру в твою любовь, докажи ее мне! Ты должна это сделать!» С законным основанием он предлагает: «Хватит ли у тебя смелости, желаешь ли ты, с радостью на сердце – ради любви ко мне – последовать примеру Беаты?» Ребекка колеблется минуту и с усилием произносит: «Преступление, которое я совершила, требует искупления». Ее решимость тронула Росмера, символическим жестом руки он берет ее как свою жену и прощает. Они вместе, освобожденные, покидают дом и оба бросаются в бурный поток воды, встретив свою смерть так же, как Беата.

 

II. ПРОБЛЕМА РОСМЕРА

Фройд в своем эссе «Разбитые успехом» („Those shattered by success”) (З.Фройд, «Некоторые типы характеров…» 1916) анализирует исключительно развитие Ребекки: «Чаще всего люди страдают невротическими заболеваниями, когда они не могут получить удовлетворение своих либидозных желаний; но что происходит с людьми, которые «удовлетворив долгожданное желание, становятся больны»? Он сам отвечает на свой вопрос: «Это сила совести (power of conscience), которая не позволяет человеку воспользоваться долгожданными плодами достигнутой счастливой трансформации реальности. Теория Фройда: «Все, что произошло с ней (Ребеккой) в усадьбе Росмерсхольм, ее любовная связь с Росмером, враждебное отношение к его жене, было результатом Эдипова комплекса, воспроизведением ее отношений с матерью и доктором Вестом». «Осознание Ребеккой своей вины происходит из осуждения инцеста», это «осознание вины, которое не позволяет ей насладиться плодами своих деяний, начинает действовать еще до того, как она узнает о своем страшном преступлении». Фройд признает способность Ребекки к отречению и ценит это гораздо выше, чем просто готовность понести наказание.
Фройд описывает развитие Ребекки, но, по-моему, история только завязывается, когда мы начинаем размышлять о ее партнере по несчастью, Росмере; насколько усиливается идея пьесы, благодаря мастерству Ибсена зеркально отразить одного героя в другом. На мой взгляд, Росмер совершает самоубийство и побуждает Ребекку к смерти во искупление грехов не из чувства вины. Он, похоже, вообще не способен испытывать чувства вины и  готов пойти на новые несчастья только ради того, чтобы спасти свое черно-белое видение мира.
Идеал чистоты и невинности, который проповедует Росмер, и который сводится к созданию благородных людей, противоречит реальной жизни, где люди причиняют вред друг другу. Он не может жить с чувствами, пораженными сомнениями, и когда открывается преступление Ребекки, он уже не знает, можно ли верить ее любви. Он верит ей только тогда, когда она готова на самопожертвование, чтобы доказать ему свою любовь. Отдавая и свою жизнь, он эгоистично спасает незыблемость своих собственных убеждений. Росмер совершает самоубийство, потому что не может вынести обвинений в причастности к смерти своей жены. А это чувство не имеет ничего общего с чувством эмпатии и ответственности за свои поступки. По сравнению с этим, самоубийство его жены демонстрирует более высокие объектные отношения. Беата пожертвовала собой, чтобы не стоять на пути счастья Росмера в новой семье.

Образ Росмера, нарисованный Ибсеном, воспринимается как шизоид, обсессивный, компульсивный человек (a schizoid, obsessional compulsive man), который искусственно идеализируется другими: «великодушный», «благонравный», «джентльмен», жаждущий «сотворить благородных людей». В созданном Ибсеном образе просматривается неспособность Росмера справиться с жизнью: без влияния своего отца он бы не стал пастором, его отец представляется важным и строгим, «с кнутом в руках».
О его матери не упоминается в пьесе, что говорит о том, что ее влияние на психологическое развитие ребенка стерто. Можно предположить, что Росмер, будучи ребенком, рос с садистским отцом, а став взрослым, он и сам не лишен жестокости. Например, он уволил со службы Мортенсгарда, чтобы восстановить «дисциплину», но это - расщепление (split off), и не воспринимается подобным образом им самим. Собственные признания Росмера представляют его как проповедника в отрыве от реальности. Он проповедует «истинную свободу людей», своей программой провозглашает «освобождение мысли и воли», «пробуждение людей»; слабый человек, которого близкие пытаются оградить от трудностей. «Пойди погуляй», советует ему Ребекка. Экономка говорит о нем: «Я думала, он более достопочтенный». Действительно, Росмер не выказывает сочувствия Ребекке, в котором она так нуждается в момент кризиса, вместо этого он поддерживает Кролла, гонителя и обвинителя. Он замыкается на своей проблеме - как преодолеть свое сомнительное навязчивое состояние.
Еще один, самый примитивный, идеал «духовного союза», который он называет «счастьем без желания и страсти», это «тихое, спокойное счастье без чувства вины». Он обманывает сам себя, когда говорит, что дает людям «радость и свет». Экономка очень точно характеризует всех мужчин в Росмерсхольме: «Они не могут смеяться и не могут плакать», они не от мира сего. В отношении Росмера, его «неземная» сущность заключается в его отказе от сексуальной жизни и отрицании секса, что приводит к смерти двух женщин. Во втором акте эти страхи выразились в его словах возмущения по поводу его покойной жены: «Я говорил вам о ее распущенности, о ее неуемной страсти. Она требовала от меня взаимности! Это было ужасно!»
Даже Ребекка, которая любит его, не слишком высоко ценит этого эгоцентричного человека, она относится к нему как к ребенку: «Моя смерть возместит все самое лучшее в тебе», успокаивает она его, подозревая, что у Росмера не хватит смелости совершить самоубийство. Самоубийство Росмера – регрессивный шаг, с помощью которого он хочет закрепить идеи чистоты, выросшие из его системы навязчивых мыслей; системы извращенной, так как для ее подтверждения необходимо пожертвовать жизнью женщины.
С другой стороны, самоубийство Ребекки – шаг прогрессивный, так как он происходит из «усиливающегося инсайта в отношении безуспешного существования» (rororo-bildmonographie, Ibsen, стр.124): «Нет, я должна прыгнуть за борт. Не слоняться же мне и дальше здесь, уныло доживая эту испачканную жизнь? С сожалением размышлять о счастье, которое было потеряно и разрушено моим прошлым? Нет, Росмер, я должна выйти из игры». Она, возможно, могла бы жить и дальше, если бы не был бы столь бесчеловечным ее партнер, который смог пустить чувство вины в свою жизнь и простить.

 

III. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ФройдА

«До сих пор мы относились к Ребекке Уэст как к реальному человеку, а не как к творению поэта Ибсена», - напоминает нам Фройд; и действительно, он использует Ребекку как живой пример, подтверждающий его «убеждение», что сила совести как причина болезни, возникающей  в случае успеха, явившегося вместо неудачи, тесно связана с эдиповым комплексом, с отношениями с отцом и матерью -  как, возможно, и наше сознание вины в целом (S. Freud, loc. cit., p. 251).
На что намекает Фройд? Конечно же, не на то, что смерть и самоубийство должны быть взрослым отыгрыванием эдипального желания  устранить объект любви того же пола, с тем чтобы занять его место? Как мы знаем, по мысли Фройда, успешное эдипово развитие ребенка завершается принятием родительских идеалов в качестве ядра мягкого супер-эго; то есть, ребенок, недавно желавший занять место матери как объекта любви отца или место отца как объекта любви матери, преодолевает свое презрение, делая любовь родителей примером, который позже становится частью его собственной взрослой сексуальной жизни.
Фройд обращается к фигуре Ребекки из «Росмерсхольма», хотя поначалу все это звучит довольно сложно: «После того, как она (Ребекка) обнаружила, что была любовницей собственного отца, она покоряется  своему чувству вины, которое теперь вырвалось на свободу и раздавило ее (loc. cit., p.248). Ею завладел эдипов комплекс, хотя она и не знает о том, что эта распространенная фантазия (т.е. инцестуозное желание как ядро эдипова комплекса, А.В.) стала в ее случае реальностью» (loc. cit., p.249).  И еще до этого ее сознание вины заставило ее «отречься от плодов своих деяний» (loc. cit., p.249). Здесь Фройд подразумевает предложение Росмера о замужестве, которое Ребекка отвергла, отказавшись таким образом от счастья любви, которое она определенно имела в виду, когда подталкивала жену Росмера к самоубийству. «Чувство вины у Ребекки имеет своим источником обвинение в инцесте» и возникает еще до того, как она «со всей аналитической отчетливостью» осознает это, полагает Фройд. «Когда она пришла в Росмерсхольм», она уже бессознательно разыгрывала тянущуюся из детства сцену «избавления от жены и матери ради того, чтобы занять ее место рядом с мужем и отцом»  (loc. cit., p. 250). «Все, что произошло с ней в Росмерсхольме, ее любовная связь с Росмером и враждебность по отношению к его жене, уже было результатом эдипова комплекса, вынужденным воспроизведением ее отношений с матерью и доктором Уэстом», - пишет Фройд. Он заключает: «Как ни парадоксально это звучит, но я утверждаю, что сознание вины имело место до преступления, а не явилось результатом последнего; скорее наоборот – совершение преступления стало результатом сознания вины»  (loc. cit., p. 252).
Если вначале я сказала, что Фройд в своем эссе говорит о смещенных эдипальных событиях, теперь я должна внести поправку в это утверждение, ибо Фройд заключает: «Такие фигуры как Ричард III, Леди  Макбет и Ребекка являют собой, в гигантском увеличении, эту одну черту, которую мы также обнаруживаем и в себе. Мы полагаем, что у нас есть все основания оплакивать мир и судьбу из-за врожденных и младенческих потерь; все мы находим компенсацию ранним  травмам, нанесенным нашему нарциссизму, нашему самолюбию” (loc. cit., p. 235). Преступление – компенсация действием – дает то преимущество, что оно позволяет «по меньшей мере как-то пристроить» невыносимое чувство вины, Фройд выражается буквально словами «по меньшей мере как-то пристроить», которые звучат на удивление небрежно и по-современному. Но Фройд идет дальше, желая вообще привязать чувство вины к эдиповой ситуации, поскольку намек на то,  что «отцеубийство и инцест с матерью» (loc. cit., p. 253) предосудительны, уже заложен в инфантильном эдипальном желании.  Такой персонаж как Ребекка помогает Фройду доказать, что «человечество обрело свою совесть, которая теперь представляется наследуемой духовной силой, из эдипова комплекса».

 

IV. Г.ШТАДЕЛЬМАЙЕР К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ИБСЕНА

Я хотела бы поговорить о статье, написанной театральным критиком из Франкфурта  Герхардом Штадельмайером  в мае 2006 года для газеты FAZ по случаю 100-летней годовщины со дня смерти Ибсена (FAZ 20th May 2006). Эта статья по своей поэтической силе созвучна Ибсену и кроме того позволяет простроить связи с умозаключениями Фройда. Эссе Штадельмайера носит название «Крысолов как духовник», и главная его тема - умение Ибсена добиться от своих персонажей самораскрытия, используя определенный «трюк»: ведя себя по отношению к ним так, как они вели бы себя по отношению к духовнику: «Протестант Ибсен и его товарищи по судьбе и страданию ступают на сцену как в гигантскую исповедальню, так сказать, с католическим неистовством, и все персонажи разоблачают свою вину, «каждый из них внезапно проживает свою «молитву перед общей исповедью». Конечно, «отпущение грехов», как признает Штадельмайер, даруется не за эти «исповедальные порывы». Штадельмайер подчеркивает, что во всех пьесах Ибсена в жертву приносится ребенок, и, просматривая пьесы Ибсена сквозь эту призму, он обнаруживает что: пьеса «Маленький Эйольф» названа по имени маленького ребенка, которого приводит к гибели «старуха-крысоловка», в пьесе «Привидения» сын, больной сифилисом, умирает от размягчения мозга, «Строитель Сольнес» ответственен за смерть своих близнецов, явившуюся результатом его чрезмерного честолюбия, а самая огорчительная жертва  в «Дикой утке» приносится самим ребенком, верящим, что она должна искупить фальшивое существование предков. Блестяще описав этих ибсеновских детей – умирающих, бросаемых, попадающих в страшные переделки, убиваемых или исчезающих каким-либо другим образом – Штадельмайер заполняет пробел в доселе существовавшем взгляде на эдипов комплекс: Штадельмайер позволяет нам взглянуть на фантазируемую эдипову ситуацию глазами того, кто полон страха и чувства неполноценности перед могущественными родителями. В пьесах Ибсена мы часто имеем дело с гибелью этого беспомощного маленького третьего человека, зависимого маленького ребенка.
 (Вспомним: античная драма об Эдипе тоже начинается  с намерения родителей избавиться от маленького сына, прежде чем он станет для них опасен).
Создавать ли ребенка в своем воображении или нет  – это право первичных фигур в их психосексуальных отношениях друг с другом. Жизненные впечатления потенциального ребенка, сама их возможность должны столкнуться с тем фактом, что у его родителей есть выбор: давать ли ему жизнь или нет. Ребенок должен принять свое бессилие, свою неспособность что-либо сделать для того, чтобы быть принятым. Здесь мы вновь возвращаемся  к гневу на собственное бессилие и к чувству вины за свой гнев, которые Фройд считает фундаментальными.

 

V. О БИОГРАФИИ ИБСЕНА

Есть ли какие-то параллели этим темам в биографии Ибсена?
Хенрик Ибсен родился 30 марта 1928 года в маленьком норвежском городке Шиен. «Первый взгляд на мир», по словам самого Ибсена, явил ему «архитектуру и ничего более, никакой зелени, никакого простора, присущего сельской местности». Когда Ибсену было семь лет, его семья обеднела, поскольку у отца не было возможности платить по счетам; этот опыт оставил свой след в его душе. Бросив свое первоначальное занятие – торговлю - отец попытал счастья в других профессиях, но также потерпел финансовый крах и умер в нищете. Когда семье внезапно пришлось оставить жилье среднего класса и довольствоваться нищенскими условиями существования, интровертированный ребенок Ибсен, казалось, полностью погрузился в мир книг.
Жажда чтения и образования была, по-видимому, столь сильна, что в юношеском возрасте он не бунтовал, когда ему приходилось дважды в день преодолевать более чем десятикилометровый путь до школы и обратно. Еще не достигши шестнадцатилетия и все еще предоставленный самому себе, он стал учеником аптекаря, уехав далеко от родительского дома, в 22 года получил степень бакалавра и позже предстал в роли «театрального руководителя с весьма неопределенными обязанностями»  в Бергене. К тому времени он уже написал свою первую пьесу («Катилина», 1848/49). Восемнадцати лет от роду он стал отцом незаконнорожденного ребенка; матерью была служанка, которой он потом выплачивал деньги на содержание. В тридцать он женился на женщине, с которой так и не смог счастливо сосуществовать. Тон некоторых его писем, в которых он жалуется на ее капризы, прямо-таки угрюм и полон смирения, особенно  в последние десять лет его жизни, когда он переезжает обратно в Норвегию,  в то время как его жена поправляет здоровье за границей. До этого он несколько десятилетий прожил вдали от родины вместе с женой и сыном – в Риме, Дрездене  и Мюнхене. Все свои зрелые социальные драмы он написал, перешагнув пятидесятилетний рубеж, и стал успешным и знаменитым писателем еще при жизни.

Когда Ибсен пишет: «Бранд – это я в мои лучшие моменты», он хочет подчеркнуть свои высокие этические требования, воспринимавшиеся другими как «этическая суровость» (Rieger, rororo-Bildmonographie p. 50); ибо главный персонаж в «Бранде» персонифицирует характер, весьма похожий на характер священника Росмера. Бранд направляем стремлением к абсолютности. Стринберг позже скажет о своем коллеге Ибсене, что здесь слышится «голос Саванаролы».
Штадельмайер подобным же образом в своем эссе говорит о ветхозаветном осуждающем Ибсене, когда восклицает: «Генрик высказался, вопрос исчерпан».
Сам Ибсен чрезвычайно негодовал, когда его пьесы понимались как иллюстрации к идеям Кьеркегора: «Как может кто-то, кто никогда мне не нравился, пробуждать во мне поэзию?» (rororo-bildmonographien, p. 49). С позицией, которую он занимал в философских спорах 19 века, Ибсен видел себя – точно как и его протагонист Бранд –  «уличным трибуном», принимая участие в политических дебатах своего времени (например, он осуждал скандинавские страны за их невмешательство в войне между Данией и Пруссией). Кате Хамбургер отмечает (K.H.: Ibsens Drama in seiner Zeit, Klett-Cotta, p. 13 - 18), что  в драмах Ибсена невозможно не замечать близость к миру ницшеанской мысли, хотя Ницше и не оказал на него прямого влияния как литератор. В любом случае, в своих пьесах Ибсен безжалостно  рисует мир злобы, «зависть тех, кто «заключил плохую сделку», мир видимостей, стремление обмануть – а это ничто иное как темы Ницше. Конфликтующие структуры в жизни реального Ибсена формируют основу для разработки в его драмах темы мужских судеб, в которых человек борется с подчиняющей его ригидностью.

 

VI.  ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если я серьезно отнесусь к своему первоначальному вопросу и попытаюсь понять, что это за проблема, разрешением которой занимается Ибсен, полезно будет разделить  персонажей «Росмерсхольма» на две группы. Первую группу возглавляет  очистившаяся, изменившаяся Ребекка. Реалистичная сторона Ребекки - это мадам Хельсет, экономка в Росмерсхольме, сочувствующая бездомному преступнику Мортенсгарду. Этот Мортенсгард, комплементарный Ребекке персонаж –  человек, который, несмотря на гонения со стороны общества, сохраняет свою революционную твердость и очень хорошо понимает ситуацию Ребекки, потому что сам находится в таком же презренном положении, как и она (у него есть ребенок от замужней женщины).
Этим трем фигурам противопоставлены Росмер, его зять Кролл и бывший учитель Брендель. Брендель – неудачник, отрекшийся от своих идей ради своих страстей, в пьесе предающийся сарказму, поставлен рядом с Росмером и его нарочитой идеализацией, изображая в карикатурном виде его идолопоклонничество. Зять Кролл являет собой преувеличенное косное чувство справедливости Росмера, это человек с персекуторной ментальностью, манипулятор, мастер давать оценки. Напротив группы персонажей, действующих в соответствии с требованиями реальной жизни, испытывающих амбивалентные чувства и способных к развитию, стоит группа компульсивно ограниченных сценических персонажей; с одной стороны -  те, кто благородно принимает решения в соответствии с собственным чувством ответственности, с другой стороны -  те, кто ригиден в ветхозаветном смысле, с одной стороны – эдип,  с другой стороны – шизоидность.

Ибсен инсценировал область конфликта, где эдипальные интриги очень разнятся. Его психологически утонченная техника построения персонажей на сцене, как если бы их захватывало магическое и иррациональное течение прошлого (Reiner Poppe cites H.-G. Meyer in “Konigs Erlauterungen und Materialien”, p. 40), позволяет читать «Росмерсхольм» как комментарий к Фройду. По тому, как Ибсен позволяет своим сценическим персонажам «заглянуть  /insight/ в неудавшееся существование», заставляя их защищать свое спрятанное чувство вины или внутренние наклонности, можно сказать, что Ибсен в своем разъяснении психологических процессов предвосхитил «психоаналитическое лечение» (rororo-bildmonographie, p. 129).
Ибсен сам предлагает нам помощь в толковании, особенно, что касается пьесы «Росмерсхольм»: «Кроме того, эта пьеса о борьбе, которую каждый серьезный человек должен начать с самим собой, чтобы привести свой образ жизни в гармонию со своим интеллектом. Ибо различные интеллектуальные функции не развиваются одновременно или равномерно у одного и того же индивидуума. Стремление узнавать подстегивается каждым новым завоеванием. Нравственное же сознание, «совесть» -  очень консервативны. Они уходят корнями глубоко в традицию и вообще в прошлое. Именно отсюда возникает конфликт. Но в первую очередь эта пьеса о людях и о людских судьбах», - пишет Ибсен в 1887 году (rororo-bildmonographie, p. 109, in a letter from 13.2.1887, Samtliche Werke, p. 373), то есть, за двадцать лет до того, как психоанализ составил свою собственную теорию тех же процессов.

 

Литература


Freud, Sigmund: Einige Charaktertypen aus der psychoanalytischen Arbeit 
                            (1916), darin: „Die am Erfolge scheitern“,  Studienausgabe
                            Band X,  Fischer tb wiss.1982
                            Some  character-types  met with in psychoanalytical work
                            Standard Edition, 1916, vol. 14.

Ibsen, Henrik: Rosmersholm, Reclam, 1964
Ibsen, Henrik: Samtliche Werke in deutscher Sprache, 10 Bande, Berlin 1898
Ibsen, Henrik: Dramen. Berlin 1977 (Bibliothek derWeltliteratur)

Hamburger, Kate: Ibsens Drama in seiner Zeit, Klett-Cotta, 1989
Hessisches Staatstheater, Wiesbaden: Rosmersholm, Theaterbegleitheft Saison 2001/2002

Ibsen, Henrik: Rosmersholm (1886), Reclam 1964

Konigs Erlauterungen und Materialien, Hrsg.: Bahners, Eversberg, Poppe: Henrik Ibsen, Gespenster – die Wildente – Rosmersholm, Band 178, C. Bange Verlag, 1999

Rieger, Gerd Enno:  Ibsen, rororo-bildmonographien,  1999

Stadelmaier, Gerhard: Der Rattenfanger als Beichtvater, FAZ 20. 05. 06

 

Раздел "Статьи"

 

  Гениальность и посредственность в "Амадее"

  Аннелоре Вертманн. Драма Хенрика Ибсена

  Зигмунд Фройд. Моисей Микеланджело